Проблеск

Слыхал ли в сумраке глубоком

Воздушной арфы легкий звон,

Когда полуночь, ненароком,

Дремавших струн встревожен сон?..

То потрясающие звуки,

То замирающие вдруг…

Как бы последний ропот муки,

В них отозвавшися, потух!

Дыханье каждое Зефира

Взрывает скорбь в ее струнах…

Ты скажешь: Ангельская лира

Грустит, в пыли, по небесах!

О, как тогда с земного круга

Душой к бессмертному летим!

Минувшее, как призрак друга,

Прижать к груди своей хотим.

Как верим верою живою,

Как сердцу радостно, светло!

Как бы эфирною струею

По жилам небо протекло.

Но, ах, не нам его судили;

Мы в небе скоро устаем, —

И не дано ничтожной пыли

Дышать божественным огнем.

Едва усилием минутным

Прервем на час волшебный сон,

И взором трепетным и смутным,

Привстав, окинем небосклон, —


И отягченною главою,

Одним лучом ослеплены,

Вновь упадаем не к покою,

Но в утомительные сны.



Другие редакции и варианты



12  Грустит, в пыли, на небесах!

        Совр. 1854. Т. XLV. С. 10, и след. изд.



  





КОММЕНТАРИИ:

Автограф неизвестен.

Первая публикация — Урания. 1826. С. 147–148, с подписью «Тютчев». Затем — Совр. 1854. Т. XLV. С. 10; Изд. 1854. С. 128; Изд. 1868. С. 157; Изд. СПб., 1886. С. 184–185 (с ошибочной датой 1852); Изд. 1900. С. 32–33.

Печатается по первой публикации. См. «Другие редакции и варианты». С. 229.

Текст, напечатанный в Урании, отражает свойственную Тютчеву манеру оформления стихотворений: повтор многоточий и тире в конце строк, создающих впечатление недоговоренности, повтор восклицательных знаков тоже в конце строк, передающих эмоциональную экспрессию, написание некоторых слов с прописной буквы («Зефира», «Ангельская»). 12-я строка — «Грустит, в пыли, по небесах!». Текст первой публикации повторяется в последующих изданиях без особых изменений. В 12-й строке во всех указанных публикациях — «Грустит, в пыли, на небесах!», — по-видимому, везде повтор опечатки («на» вместо «по»). Более поздние издания (1868, 1886 и 1900) слегка отличаются от ранних лишь в синтаксическом оформлении: убраны некоторые восклицательные знаки (в конце 8-й и 12-й строк), таким образом уменьшены интонации взволнованности. Отказались издатели и от прописных букв в словах «зефира», «ангельская».

Если в Совр. стихотворение помещено в контекст ранних произведений поэта, то в Изд. 1868 и Изд. 1886 отнесено к 1850-м гг.: в первом из них «Проблеску» предшествует «На смерть Жуковского», последующим оказывается «Дума за думой, волна за волной…»; в Изд. 1886 — предшествует «Святая ночь на небосклон взошла…», а следует за «Проблеском» «Чему молилась ты с любовью…». По-видимому, первая публикация в Урании не было учтена. Сближение в Изд. 1868 «Проблеска» с посвящением В.А. Жуковскому показательно: тютчевское стихотворение явно связано с традициями Жуковского.

Датируется на основании цензурного разрешения Урании 26 ноября 1825 г.; произведение не могло быть написано позднее осени 1825 г. С издателем Урании М.П. Погодиным Тютчев был лично и дружески знаком и мог сам ему передать стихотворение во время своего пребывания в Москве летом этого года.

Р.Ф. Брандт (Материалы. С. 161) обратил внимание на образ «воздушной (эоловой) арфы, бывшей у Раича…», таким образом осмысливая реальный подтекст образа. Однако К.В. Пигарев (Лирика I. С. 337) отметил, что Раича не было в Москве во время пребывания в ней Тютчева. Поэтический образ арфы, так часто используемый Жуковским, скорее всего был навеян Тютчеву романтическими настроениями той поры.

В ж. «Пантеон» (1854. Т. XV. Кн. 6. Отд. IV. С. 11), отрицательно отозвавшемся о ряде стихотворений Тютчева, были отмечены среди других «очень плохие» стихи 19–20-й в «Проблеске». Однако Л.Н. Толстой выделил «Проблеск» буквой «Т.!!!!» (Тютчев) и подчеркнул 23-ю и 24-ю строки, видимо, как особенно характерные для этого поэта (см. ТЕ. С. 146). И.С. Аксаков (Биогр. С. 320) сказал о нем: «В этой последней пиесе встречаются уже некоторые достоинства и особенности Тютчевского стиха». Он процитировал первую и последнюю строфы. Это стихотворение ценил В.Я. Брюсов (По поводу нового издания сочинений Ф.И. Тютчева. РА. 1900. Кн. 1. С. 407): «В юношеских стихах Тютчева тоже сказываются уже все особенности его поэзии. Мало того, эти особенности выступают в них более резко; в них есть, по выражению Фета, «широкие размахи неопытной руки, еще не знающей краю». Как иначе назвать такое изображение высшего восторга», и далее процитированы два стиха, которые были забракованы рецензентом из Пантеона: «Как бы эфирною струею / По жилам небо протекло…» С. Адрианов, опубликовавший рецензию в «Вестнике Европы» (1912. № 10. С. 409), также обратился к стихотворению, предложив психологический комментарий к последним строфам: «Тютчев вообще был человек несильный. Минуты душевного подъема давались ему дорогой ценой; они были у него очень кратковременны и разрешались не отдыхом покоя, а каким-то томлением, по-видимому нервическим». Рецензент процитировал строки 22–24 и 29–32, присовокупив: «Тютчеву далеко было до гениальной гармоничности и мощи Пушкина…» Д.С. Дарский восторженно отозвался о строках 19-й и 20-й (цитируя их: «Как бы эфирною струею / По жилам небо протекло!»). «Такой гениально дерзкой чертой представил он однажды охватившее состояние. И, погружаясь весь в небесный эфир, он им опьянялся в экстатическом умоисступлении» (Дарский. С. 34).