"Весь день она лежала в забытьи…"
Весь день она лежала в забытьи,
И всю ее уж тени покрывали —
Лил теплый летний дождь — его струи
По листьям весело звучали.
И медленно опомнилась она,
И начала прислушиваться к шуму,
И долго слушала — увлечена,
Погружена в сознательную думу…
И вот, как бы беседуя с собой,
Сознательно она проговорила
(Я был при ней, убитый, но живой):
«О, как все это я любила!..»
· · ·
· · ·
Любила ты, и так, как ты, любить —
Нет, никому еще не удавалось —
О Господи!.. и это пережить…
И сердце на клочки не разорвалось…
КОММЕНТАРИИ:
Автограф — РГБ. Ф. 308. К. 1. Ед. хр. 8. Л. 1–2.
Первая публикация — РВ. 1865. Т. 55. № 2, февраль. С. 685. Затем — Изд. 1868. С. 208, с пометою — «7 июля 1864 г.». Этот же текст и с такою же пометой перепечатан в Изд. СПб., 1886. С. 264 и в Изд. 1900. С. 266.
Печатается по автографу.
Автограф беловой, два ряда точек после третьей строфы. Тире (помимо воспроизведенных) в 1-й, 4-й, 6-й строках.
Время создания стихотворения наиболее точно определил К. В. Пигарев: «Посвящено воспоминанию о последних часах жизни Е. А. Денисьевой. Так как Денисьева умерла 4 августа 1864 г., то датировка стихотворения июлем того же года отпадает. Было послано поэтом из Ниццы А. И. Георгиевскому для помещения в РВ при письме от 13 декабря 1864 г. вместе с двумя стихотворениями, написанными в октябре — декабре этого года («Утихла биза… Легче дышит…» и «О, этот юг, о, эта Ницца…»)» (Лирика I. С. 421). О стремлении Тютчева напечатать этот текст подробно рассказал в своих воспоминаниях А. И. Георгиевский (ЛН-2. С. 128–129).
20 июля / 1 августа 1864 г. Е. Ф. Тютчева писала Д. И. Сушковой об отце: «…он печален и подавлен, так как m-lle Д<енисьева> очень больна, о чем он сообщил мне полунамеками; он опасается, что она не выживет, и осыпает себя упреками; о том, чтобы попросить меня повидаться с нею, он даже не подумал; печаль его удручающа, и сердце у меня разрывалось. Со времени его возвращения из Москвы он никого не видел и все свое время посвящает уходу за ней» (ЛН-2. С. 350).
После похорон Тютчев рассказывал в письме Георгиевскому от 8 августа 1864 г.: «Все кончено — вчера мы ее хоронили… Что это такое? Что случилось? О чем это я вам пишу — не знаю… Во мне все убито: мысль, чувство, память, все… Я чувствую себя совершенным идиотом. Пустота, страшная пустота. И даже в смерти — не предвижу облегчения. Ах, она мне на земле нужна, а не там где-то… Сердце пусто — мозг изнеможен. Даже вспомнить о ней — вызвать ее, живую, в памяти, как она была, глядела, двигалась, говорила, и этого не могу» (Изд. 1984. Т. 2. С. 269).
«Страдание и слабость выражаются у Тютчева не только являясь непосредственным содержанием многих стихотворений, — заметил Н. В. Недоброво, — но они ушли и в форму его творчества, пропитав ее до такой степени, что ясно, для чуткого уха, зазвучали и в самом стихе высокой стонущей нотой» (Недоброво Н. В. О Тютчеве. Вступительная статья и публикация Е. Орловой // Вопросы литературы. 2000. Ноябрь — декабрь. С. 285) (А. А.).
