"Все бешеней буря, все злее и злей…"
«Все бешеней буря, все злее и злей,
Ты крепче прижмися к груди моей».
— «О милый, милый, небес не гневи,
Ах, время ли думать о грешной любви!»
— «Мне сладок сей бури порывистый глас,
На ложе любви он баюкает нас».
— «О вспомни про море, про бедных пловцов,
Господь милосердный, будь бедным покров!»
— «Пусть там, на раздолье, гуляет волна,
В сей мирный приют не ворвется она».
— «О милый, умолкни, о милый, молчи,
Ты знаешь, кто на море в этой ночи?!»
И голос стенящий дрожал на устах,
И оба, недвижны, молчали впотьмах.
Гроза приутихла, ветер затих,
Лишь маятник слышен часов стенных —
Но оба, недвижны, молчали впотьмах,
Над ними лежал таинственный страх…
Вдруг с треском ужасным рассыпался гром,
И дрогнул в основах потрясшийся дом.
Вопль детский раздался, отчаян и дик,
И кинулась мать на младенческий крик.
Но в детский покой лишь вбежала она,
Вдруг грянулась об пол, всех чувств лишена.
Под молнийным блеском, раздвинувшим мглу,
Тень мужа над люлькой сидела в углу!
КОММЕНТАРИИ:
Автограф — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 19. Л. 3–3 об.
Впервые опубликовано в НС. 1926. С. 45.
Печатается по автографу.
В автографе есть правка в 18-й строке: зачеркнутое слово исправлено на «таинственный». Прямая речь выделена с помощью тире. Синтаксическое оформление говорит о том, что оно написано на высокой эмоциональной волне: восклицания — в конце 4, 8-й строк, в 12-й — вопросительный и восклицательный знаки, восклицательный знак — в конце стихотворения.
Комментаторы полагают, что стихотворение переводное, поскольку Тютчев в своем творчестве не тяготел к балладному жанру, в котором выдержано стихотворение. Однако источник не найден. А.А. Николаев в своих комментариях сослался на статью Лейна, увидевшего первоисточник в одном из эпизодов повести А.А. Бестужева-Марлинского «Фрегат «Надежда» (см. Lane R. / Hunting Tyutchev’s literary sources // Festschrift for N.E. Andreyev. London, 1984. Р. 51–53). Тем не менее следует учитывать тот факт, что ни тема стихотворения, ни его жанр не чужды Тютчеву. Мотив грешной любви, опасного действия любовных страстей — сердечных гроз весьма свойственен его поэзии: «Все бешеней буря, все злее и злей…» вписывается в контекст таких стих., как «К Н.» (о «ночи греха», «ужасной бездне», жжении «адским пламенем»), «К N. N.» (о женской измене мужу), «Люблю глаза твои, мой друг…» (любовная страсть — «огнь желанья»), «С какою негою, с какой тоской влюбленной…» (образ огня «небесной молнии», которая опаляет, образ женщины, объятой страстью). Подобные психологические ситуации в рассматриваемом стихотворении получили балладную интерпретацию. Этот жанр творчества иногда привлекал поэта, о чем свидетельствуют его переводы из Гёте: «Певец», «Заветный кубок». Дань Тютчева балладе, возможно, связана и с успехом баллад Жуковского, созданных в это же время, на ту же этическую тему — преступления и наказания (см. «Смальгольмский замок, или Иванов вечер»).
Датировать можно 1831–1836 гг., так как на бумаге автографа есть водяной знак — «1831», и оно было послано Тютчевым И.С. Гагарину в начале мая 1836 г.
