И. Н. и Е. Л. ТЮТЧЕВЫМ

1/13 марта 1842 г. Мюнхен

Munich. Ce 1/13 mars 1842

Enfin, après cinq mois de silence, c’est hier que j’ai reçu votre lettre du 8 novembre de l’année dernière. C’est mon frère qui vient de me l’envoyer de Varsovie. Je vois bien par ses explications qu’il y a eu beaucoup de malentendus dans cette affaire. Je n’accuse personne, mais je vous avoue que j’aurais été très reconnaissant si l’on m’eût épargné le chagrin et l’inquiétude que ces cinq mois de silence m’ont fait éprouver… Au mois d’octobre dernier je reçus une lettre de Nicolas qui m’annonçait qu’il allait quitter le service et qu’il allait nous arriver vers la fin de l’année. Je n’ai pas besoin de vous dire la joie que cette nouvelle nous avait laissé, et comme Nicolas nous annonçait son arrivée en termes très positifs, j’ai cru que nous pouvions nous permettre de l’attendre tout de bon. Mais voilà que le nouvel an arrive sans nous l’amener, ni lui-même, ni une lettre de lui, ni le moindre signe de lui ou de vous. Dans l’incertitude où ce silence m’avait mis je me décide à vous écrire directement, en adressant ma lettre à Orel. Et voilà deux mois passés que je suis dans l’attente d’une réponse à cette lettre ¹. Enfin il y a une quinzaine de jours environ j’ai écrit à Minsk ² pour demander à ma sœur des nouvelles, tant de vous que de Nicolas, lorsque hier une lettre arrivée de Varsovie et qui contenait celle que vous m’avez écrite, chers papa et maman, en date du 8 du mois de novembre dernier, est fort heureusement arrivée pour tranquilliser, en partie au moins, mes inquiétudes. Je vois bien par les explications de Nicolas que c’est l’attente où il est depuis des mois de se mettre en route pour venir me rejoindre qui l’a engagé à différer de me transmettre dans le temps votre lettre du mois de novembre, mais cela ne m’explique pas, comment il se fait que depuis lors vous ne m’ayez plus donné signe de vie? La dernière lettre que je vous ai écrite a plus de deux mois de date, et je suis encore à attendre la réponse à l’heure qu’il est. Le cours des postes a beau être inexact. Jusqu’à présent au moins je n’avais jamais remarqué cette persévérance d’irrégularité, car depuis une année voilà du compte fait trois de mes lettres qui ne vous sont pas parvenues. Je ne saurais non plus supposer que ce soit à dessein qu’on supprime mes lettres. Pourquoi et dans quel intérêt le ferait-on? Et si on les ouvre, eh bien, qu’on vous les envoie au moins ouvertes.

Nous avons eu un bien triste hiver. Il a commencé par la mort de la pauvre Reine douairière ³, ce qui a mis pour tout l’hiver la ville entière en deuil. Puis sont arrivées les maladies, des fièvres de toute espèce qui ont fait ravage et qui continuent encore, si bien que la mortalité a été plus forte dans ces derniers temps qu’à l’époque même du choléra. Dans notre ménage il n’y a que ma femme qui se soit ressentie de cette détestable influence. Elle s’était fort bien portée jusqu’à la fin de janvier, mais depuis ce moment elle a été constamment souffrante: elle va mieux maintenant, mais les médecins insistent pour qu’elle aille l’été prochain à Kissingen et de là aux bains de mer. Ma santé est fort bonne et celle des enfants aussi. Anna est à Weimar depuis le mois de novembre. Elle s’y trouve extrêmement heureuse entre sa tante et Maltitz qui a pour elle la plus tendre affection. Le séjour de Weimar est, il est vrai, passablement insipide pour quelqu’un qui a roulé dans le monde, offre toute sorte d’avantages et d’agréments à une enfant de douze ans, car toute la ville est comme un grand pensionnat. Clotilde m’écrit que la Grande-Duchesse qui voit Anna une fois ou deux dans la semaine, lui témoigne beaucoup de bienveillance. L’aumônier de la Grande-Duchesse lui donne des leçons du catéchisme et de langue russe, et elle a en outre toute sorte de maîtres et d’occupations.

Les Sévérine sont absents depuis tout l’hiver qu’ils ont passé à Nice et reviendront ici le mois prochain. En fait des Russes nous avons ici la Princesse Горчакова, dont le mari est g<ouverneu>r général en Sibérie. Elle est née Черевина et m’a dit qu’elle connaissait beaucoup papa ⁴. C’est une femme tout à fait distinguée et que nous voyons beaucoup. Puis il y a un Prince Gallitzine, neveu de la pauvre Наталья Ивановна⁵ que j’ai sincèrement regrettée quelque incommode qu’elle fût de son vivant. Мир праху Другини!

Nicolas m’écrit que Mr Souchkoff a quitté le service ⁶. Cette nouvelle m’a fait de la peine. Je croyais qu’il avait lieu d’être content de son poste. Et Dorothée, que fait-elle? Est-elle auprès de vous, au moins? Dites-lui, je vous prie, chère maman, mille tendresses de ma part.

Je suis toujours dans l’attente de Nicolas qui me promet plus positivement que jamais de venir me rejoindre et me supplie de différer de prendre une résolution quelconque avant de l’avoir revu. Nous verrons. En attendant, adieu, chers papa et maman. Je baise vos mains mille fois.

T. T.

Перевод

Мюнхен. 1/13 марта 1842

Наконец-то, после пятимесячного молчания, я получил вчера ваше письмо от 8 ноября прошлого года. Мой брат только что переслал мне его из Варшавы. Я вижу из его объяснений, что в этом деле было много недоразумений. Я не обвиняю никого, но признаюсь вам, что был бы очень благодарен, если бы меня избавили от огорчения и беспокойства, причиненных этим пятимесячным молчанием. В прошлом октябре я получил письмо от Николушки, который объявлял мне, что он оставляет службу и приедет к нам в конце года. Нечего говорить вам, как мы обрадовались этому известию, а так как Николушка объявлял о своем приезде в выражениях очень положительных, я поверил, что мы можем ожидать его на самом деле. Но вот наступает новый год, не принеся с собою ни его, ни письма от него, ни единого слова ни от него, ни от вас. Недоумевая, чем объяснить это молчание, я решился написать вам непосредственно, адресовав мое письмо в Орел, и вот больше двух месяцев, как я жду ответа на это письмо ¹. Около двух недель тому назад я написал в Минск ², чтобы справиться у моей сестры как о вас, так и о Николушке, — наконец вчера, любезнейшие папинька и маминька, письмо, прибывшее из Варшавы с вложением вашего от 8 числа прошлого ноября, по счастью, хотя несколько успокоило мою тревогу. Из объяснений Николушки я вижу, что причиной, побудившей его в свое время замедлить с пересылкой мне вашего ноябрьского письма, было то, что он уже несколько месяцев дожидается возможности пуститься в путь, дабы ехать ко мне, но это не объясняет мне, почему вы с тех пор не подавали мне признаков жизни? Последнее мое письмо было написано вам более двух месяцев тому назад, а я все еще ожидаю на него ответа. Как ни неисправно почтовое сообщение, до сих пор по крайней мере я никогда не замечал такого постоянства в неаккуратности. Ибо за один год до вас не дошли ровным счетом три моих письма. Не могу также предположить, чтобы мои письма преднамеренно уничтожались. Зачем и с какой целью делать это? А уж если их вскрывают, так пусть отсылают вам хотя бы распечатанными.

У нас была очень грустная зима. Началась она со смерти бедной вдовствующей королевы ³, на всю зиму облекшей в траур весь город. Потом появились болезни, разного рода лихорадки, которые произвели большие опустошения и продолжаются и посейчас, так что смертность за это последнее время была больше, чем даже в эпоху холеры. В нашей семье только моя жена подверглась отвратительному влиянию этой болезни. Она прекрасно чувствовала себя до конца января, но с тех пор была постоянно больна: теперь ей лучше, но доктора настаивают на том, чтобы будущим летом она поехала в Киссинген, а оттуда на морские купанья. Здоровье мое и детей вполне хорошо. Анна с ноября в Веймаре. Она чрезвычайно счастлива там со своей тетушкой и Мальтицем, который питает к ней самую нежную любовь. Пребывание в Веймаре, правда, довольно-таки бесцветное для того, кто много путешествовал, представляет всякого рода преимущества и удовольствия для двенадцатилетней девочки, так как весь город походит на большой пансион. Клотильда пишет мне, что великая герцогиня, которая видит Анну раз или два в неделю, очень благосклонна к ней. Придворный священник дает ей уроки Закона Божьего и русского языка и кроме того у нее есть разные учителя и занятия.

Северины отсутствовали всю зиму, которую они провели в Ницце, и вернутся сюда в будущем месяце.

Из русских здесь княгиня Горчакова, муж которой генерал-губернатором в Сибири, она рожденная Черевина и говорила мне, что хорошо знает папиньку ⁴. Это женщина вполне почтенная, и мы с ней часто видимся. Потом здесь князь Голицын, племянник бедной Натальи Ивановны⁵, о коей я искренне сожалел, как ни докучлива она была при жизни. Мир праху Другини!

Николушка пишет мне, что г-н Сушков оставил службу ⁶. Это известие меня огорчило. Я думал, что он имел основание быть довольным своим местом. А что поделывает Дашинька? С вами ли она, по крайней мере? Передайте ей, пожалуйста, любезнейшая маминька, мой самый нежный привет.

Я все в ожидании Николушки, который обещает мне более положительно, чем когда-либо, приехать ко мне и умоляет меня не принимать никакого решения, пока я с ним не увижусь. Посмотрим. Пока простите, любезнейшие папинька и маминька. Целую ваши ручки тысячу раз.

Ф. Т.

КОММЕНТАРИИ:

Печатается впервые на языке оригинала по автографу — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Д. 72. Л. 42–43 об.

Первая публикация в русском переводе — Изд. 1984. С. 65–67.

¹Письмо неизвестно.

²Письмо неизвестно.

³Вдовствующая королева Баварская Каролина, вторая жена короля Максимилиана I, скончалась 13 ноября (н. ст.) 1841 г.

⁴Кн. Н. Д. Горчакова, сестра декабриста П. Д. Черевина, могла знать И. Н. Тютчева и в Москве, и в Брянске, поскольку и она сама и ее муж кн. П. Д. Горчаков, в то время генерал-лейтенант, генерал-губернатор Западной Сибири (1836–1849), были помещиками Брянского уезда Орловской губернии.

⁵Кн. Н. И. Голицына, сестра гр. А. И. Остермана-Толстого, покровительствовавшего Ф. И. Тютчеву. Она была третьей женой ярославского помещика, тайного советника кн. М. Н. Голицына. Двое ее сыновей привлекались по делу декабристов. Кн. Александр Михайлович был освобожден, а кн. Валериан Михайлович Голицын отправлен в ссылку в Сибирь, затем переведен рядовым на Кавказ, с 1839 г. жил под надзором в Орле. По амнистии 1856 г. ему был возвращен княжеский титул и сняты ограничения, в 1850-е гг. он посещал салон Сушковых в Москве. У М. Н и Н. И. Голицыных был только один родной племянник — кн. Н. С. Голицын, вероятно, с ним встречался Тютчев в Мюнхене.

⁶Н. В. Сушков был освобожден от должности минского гражданского губернатора 16 декабря 1841 г. (РГБ. Ф. 297. К. 12. Ед. хр. 16. Формулярный список).