Эрн. Ф. ТЮТЧЕВОЙ
8 августа 1846 г. Москва
Moscou. Ce 8 août
Quand je t’ai eu perdu de vue et que j’ai senti l’exécrable boîte m’enserrer et m’entraîner au loin, j’ai sérieusement songé à sauter dehors1. Heureusement, à défaut de raison, la présence de mon frère m’a retenu. Mais le paroxysme a été violent. Je sais maintenant, comment on saute à l’eau.
Nous avions pour compagnon de voyage un Suisse arrivé depuis trois jours en Russie. Il venait de Genève, il m’en a longuement parlé, — comme un imbécile, il est vrai, et pourtant cela m’a fait du bien — Genève — Hôtel des Bergues — le Rhône — vous, moi — et 8 ans en arrière…2
C’est horrible de rester 3 jours et 3 nuits dans une boîte qui roule. Comme on sent alors, combien on est bête.
Cette fois j’arrivais à Moscou par une splendide soirée. J’ai regardé ses coupoles et ses toits bariolés avec vos yeux et à votre intention, car pour mon propre compte, je ne me soucie plus de rien voir. En revoyant les objets, je suis toujours étonné de leur réalité. L’impression qu’on en conserve est toujours si pâle et si terne. Le souvenir n’est jamais qu’un fantôme.
J’ai revu ma mère, et les premiers moments passés j’ai vu avec plaisir qu’elle était beaucoup plus tranquille que je ne l’avais cru. Sa santé est bonne et son existence actuelle lui convient. Elle parle volontiers de la perte qu’elle a faite, et dès qu’on en parle, on l’a acceptée… Peut-être ai-je tort.
Ici, tu penses bien, on fait les vœux les plus ardents pour que nous venions passer l’hiver prochain à Moscou. En attendant la maison dont Dorothée t’a parlé est déjà prise et à vue de pays il nous sera difficile d’en trouver une telle qu’il nous la faut à moins de 4 mille roubles sans le bois. Bref, le mot de la situation, c’est ce que tu en as dit. Il y aurait une notable économie à venir s’établir à Moscou d’une manière définitive, mais s’il n’est question que d’y passer un hiver seulement, il y aurait à cela un notable surcroît de dérangement. Voilà le vrai. Maintenant que faut-il faire? Ma foi, je n’en sais rien et à force de peser le pour et le contre, je me sens moins que jamais en état de prendre une résolution. — Mais je bénirai le Ciel si tu te trouvais assez en fonds d’inspiration pour en prendre une3. Ce que j’ai su ici de nos affaires est satisfaisant. J’ai appris ici… mais je te dirai cela une autre fois. Au fait toute cette fortune te regarde maintenant beaucoup plus que moi, car en vertu de la loi elle appartient presque exclusivement aux deux garçons4.
Les tantes te font dire mille tendresses. La tante Nadine a changé de domicile, mais c’est toujours dans la même nuance. Il y a ici en ce moment une 3ème tante que tu ne connais pas. Elle a vu dernièrement à Kalouga Madame Smirnoff5 qui, à ce qu’elle m’a dit, lui a beaucoup parlé de moi et lui a demandé, sur ma jeunesse et mon enfance une foule de détails que celle-ci s’est trouvée dans l’absolue impossibilité de lui fournir. Elle m’a dit aussi que la santé de la pauvre femme est dans un état déplorable. Je suis très décidé à l’aller voir à mon retour. C’est la semaine prochaine que nous comptons partir, mais je sais bien une chose. C’est que le redépart de là-bas suivra de très près l’arrivée.
Il me faut une lettre de toi pour aujourd’hui. Adieu, ma chatte. Il fait ici des chaleurs accablantes, le Kremlin a grandi encore, maintenant que la masse du Palais est plus en évidence6. J’irai en voir l’intérieur un de ces 4 matins. Hier j’ai vu Mollerus7 qui repartait de Moscou, enchanté de tout ce qu’il avait vu et mettant Moscou à cent degrés au-dessus de Pétersbourg, il se proposait de l’aller voir à son retour — ce qui vaut mieux que tout au monde. Encore une fois adieu, ma chatte. N’ayez qu’un souci, celui de vous conserver. J’embrasse Anna et les enfants. Mes amitiés aux Wiasemsky et aux Karamzine, à Sophie8 surtout.
T. T.
Перевод
Москва. 8 августа
Когда я потерял тебя из виду и почувствовал, что заперт в ненавистном ящике, который влечет меня вдаль, я всерьез подумал, а не выскочить ли мне вон1. Не благоразумие мое, а присутствие брата, к счастью, удержало меня. Но порыв был безудержно бурный. Теперь я понимаю, как люди бросаются в воду.
В спутники нам достался швейцарец, приехавший в Россию три дня тому назад. Он прибыл из Женевы, долго говорил со мной о ней — говорил, правда, как болван, — и все же это принесло мне облегчение. — Женева, гостиница Бергов, Рона, ты, я — восемь лет назад…2
Как отвратительно пребывать трое суток в катящемся ящике! Так ясно тогда сознаешь, как ты глуп.
На этот раз я приехал в Москву в чудесный вечер. Я смотрел на ее купола и пестрые крыши твоими глазами и имея тебя в виду, ибо сам я ничего уже не хочу видеть. Видя вновь знакомые предметы, я всегда удивляюсь тому, что они действительно существуют. Впечатление, которое сохраняешь от них, всегда бывает таким бледным и тусклым. Воспоминание — лишь призрак.
Я снова свиделся с матерью, и когда прошли первые минуты свидания, заметил, что она гораздо спокойнее, нежели я думал. Она здорова и теперешней своею жизнью удовлетворена. Она охотно говорит о своей утрате, а раз человек начинает о ней говорить, значит, примирился с нею… Быть может, я и не прав.
Здесь, конечно, очень желают, чтобы мы приехали на будущую зиму в Москву. Однако дом, о котором говорила тебе Дашинька, уже сдан, и поблизости нам трудно будет найти подходящий дешевле чем за 4 тысячи рублей, не считая платы за дрова. Словом, положение именно такое, как ты и говорила. Было бы значительно экономнее окончательно переселиться в Москву, но если речь идет об одной только зиме, то к выгоде прибавится значительная доля забот. Таково истинное положение дел. Как же нам теперь быть? Ей-богу, не знаю; я столько раз взвешивал все за и против, что чувствую себя менее, чем когда-либо, способным принять решение. Поэтому я буду благословлять судьбу, если на тебя найдет вдохновение и ты примешь какое-либо решение3. Все, что я узнал здесь о наших делах, удовлетворительно. Я узнал тут… Но об этом я скажу тебе в другой раз. В сущности, наследство теперь касается тебя гораздо больше, чем меня, ибо в силу закона оно принадлежит почти всецело нашим двум мальчикам4.
Тетушки просят передать тебе сердечный поклон. Тетушка Надежда Николаевна переехала на новую квартиру, но все в том же духе. В настоящее время тут проживает еще третья тетушка, которую ты не знаешь. Она недавно видела в Калуге госпожу Смирнову5, и та, по ее словам, много говорила с ней обо мне и интересовалась множеством подробностей из моей юности и детства, о которых тетушка совершенно ничего не могла ей сообщить. Тетушка сказала мне также, что здоровье бедной Смирновой находится в плачевном состоянии. Я твердо решил по возвращении своем навестить ее. Мы рассчитываем выехать на будущей неделе, но я знаю только одно, а именно, что отъезд оттуда последует вскоре же за прибытием.
Сегодня мне непременно нужно получить письмо от тебя. Прости, моя кисанька. Здесь стоит удручающая жара. Кремлевский дворец стал еще выше, — теперь его громада стала виднее6. Как-нибудь утром я пойду осматривать его изнутри. Вчера видел Моллеруса7; он в восторге от всего виденного в Москве и ставит ее бесконечно выше Петербурга. Он предполагает навестить тебя по своем возвращении, а что может быть на свете лучше этого. Еще раз — прости, моя кисанька. Заботься лишь об одном — береги себя. Поцелуй Анну и детей. Поклон Вяземским и Карамзиным, а Софи8 — особенный.
Ф. Т.
КОММЕНТАРИИ:
Печатается впервые на языке оригинала по автографу — РГБ. Ф. 308. К. 1. Ед. хр. 18. Л. 20–21.
Первая публикация в русском переводе — Изд. 1980. С. 81–83.
124 июля 1846 г. Тютчев подал прошение об отпуске на имя К. В. Нессельроде (АВПРИ. Ф. 340 (Коллекция документальных материалов чиновников МИД). Оп. 876 (Ф. И. Тютчев). Ед. хр. 129. Л. 1. Автограф. Перевод с фр.).
«Милостивый государь граф,
Семейные и наследственные дела вынуждают меня обратиться к вашему сиятельству с просьбой разрешить мне отсутствовать в Петербурге в течение пяти-шести недель. Я имел несчастье три месяца назад потерять отца и ждал только возвращения брата, находившегося в чужих краях, чтобы отправиться в поездку, вызванную необходимостью устройства дел вследствие нашей горестной потери.
Честь имею оставаться,
милостивый государь граф,
вашего сиятельства нижайший и покорнейший слуга
Ф. Тютчев
С.-Петербург
24 июля 1846»
На прошении резолюция: «Граф Карл Васильевич приказал уволить в отпуск на 29 дней».
Получив отпуск на 29 дней с 1 августа 1846 г., Ф. И. Тютчев вместе с братом Николаем Ивановичем отправился в Москву, чтобы навестить мать и заняться делами по наследству после смерти отца. Братья прибыли в Москву 6 августа.
2Тютчев приезжал из Турина в Женеву весной 1838 г. для встречи с Эрн. Дёрнберг (Летопись 1999. С. 182–184).
3О планах Ф. И. и Эрн. Ф. Тютчевых сестра Тютчева Д. И. Сушкова писала своей приятельнице кнж. К. М. Шаховской 19 августа 1846 г. из Москвы:
«Мои братья здесь с шестого числа — они со дня на день уедут в деревню. Мне очень приятно видеть их нежность к нашей бедной маминьке, — но оба они выглядят слишком старыми для своего возраста, и это меня сильно удручает. Федор и его жена от всей души желают провести зиму здесь (желание Федора мне понятно, поскольку он видит маминьку такой слабой и убитой горем), но вам известна их неповоротливость и колоссальная бестолочь — есть свои за и против в этом решении, что касается материальной стороны дела. Иметь большую даровую квартиру в Петербурге, с одной стороны, выгодно, а с другой стороны, очень накладно из-за отопления и освещения. Возможно, и то, что Федор лишится жалованья, если он оставит Петербург, и т. д. и т. д. Милый друг, эти бедняги слишком эксцентричны, чтобы действовать спокойно, — и в то же время оба обладают добрыми и прекрасными качествами» (РГБ. Ф. 336. К. 40. Ед. хр. 36. Л. 17 об. — 18. Перевод с фр.).
4Сыновьям Дмитрию и Ивану.
5Тетушки Тютчева — Н. Л. Завалишина; Н. Н. Шереметева, переехавшая на новую квартиру, в Шереметевский дом по ул. Воздвиженка, 8; В. Л. Щукина, жена калужского губернского предводителя дворянства Д. Ф. Щукина, видевшая в Калуге А. О. Смирнову, муж которой, Н. М. Смирнов, был калужским губернатором в 1845–1851 гг.
6Большой кремлевский дворец сооружался в 1839–1849 гг. по проекту архитектора К. А. Тона.
7Бар. В. Моллерус, нидерландский посланник в Петербурге в 1842–1855 гг.
8С. Н. Карамзина, дочь историографа. О петербургском салоне Карамзиных и о роли в нем Софьи Николаевны см.: Тютчева А. Ф. При дворе двух императоров. Воспоминания. Дневник. М., 1928. С. Н. Карамзиной посвящены стихотворения Е. А. Боратынского «Сближеньем с вами на мгновенье…» и М. Ю. Лермонтова «Любил и я в былые годы…».
