И. С. АКСАКОВУ
23 августа 1867 г. Петербург
С.-Петербург. 23 августа 1867
«Москва» ваша страшно утруждает наше бедное Главное управление1. Вот уже второе заседание обуревается ею, и все еще не могли прийти ни к какому заключению — отложено до следующего. В самом составе Главн<ого> упр<авления> нет положительной против вас враждебности. Их только огорчает ваша чрезмерная резкость. — Враждебность свыше. — Я, по возвращении сюда, наговорил им самых горьких истин2, а именно, что они, по несостоятельности, делаются орудием партии, не принадлежа к ней, что они лишают себя всякого нравственного авторитета своим хотя и непреднамеренным, но явным лицеприятием — со всем этим они почти что соглашаются. — Но что же делать? Так приказано.
Однако же мне кажется, любезнейший Иван Сергеич, что, помимо всех этих дрязг, следовало бы серьезно обдумать вопрос о существовании «Москвы», при данных условиях — было бы весьма грустно даже и временное ее запрещение. Подумайте только о том, как это отзовется за границею, между славянами, не говоря уже о вреде в самой России. Избегнуть же этой крайности — чистосердечно говоря — можно и без больших уступок… Не стесняясь нисколько в обсуждении общих вопросов, следовало бы только — когда дело идет о какой-нибудь правительственной мере — понизить, хоть полутоном, личную полемику. Эта-то резкость личной полемики всего более и смущает их, — а скажите, по совести, сто́ит ли из-за этого, хотя и очень приятного, самоудовлетворения жертвовать сущностию дела?
Вопрос о предварительном разрешении полициею касательно открытия подписок в газетах был внесен в Комитет министров, но князь Гагарин3 весьма справедливо заметил, что это дело может только быть решено законодательным порядком и потому подлежит обсуждению Государств<енного> совета.
Посольство Фуада-паши в Ливадию4 ограничилось разменом пошлостей, а данный ему орден — вопреки мнению князя Горчакова — не что иное, как рутинная обрядность, имеющая значение только в том смысле, что подобная несообразность доказывает, как мало понимают современное настроение или как мало дорожат им.
Я здесь, могу сказать, в ежечасном ожидании известий об Анне — и эта проволочка, хотя, вероятно, и очень объяснимая, еще тревожнее становится в отсутствии. Большое будет для меня облегчение, когда вы меня известите, в какой день мне следует приехать к вам в Москву для крестин. — Что вы знаете о вашей матушке? — Пока простите, любезнейший Иван Серг<еич>. Обнимите за меня Анну.
Ф. Т.
КОММЕНТАРИИ:
Печатается по автографу — РГАЛИ. Ф. 10. Оп. 2. Ед. хр. 25. Л. 26–27 об.
Первая публикация — ЛН-1. С. 302–303.
1В это время в Главном управлении по делам печати дебатировался вопрос о втором предостережении «Москве».
3Кн. П. П. Гагарин с 1864 по 1872 г. занимал пост председателя Комитета министров.
4В августе 1867 г. Александр II принял в Ливадии чрезвычайное посольство Турции во главе с министром иностранных дел Мухаммедом Фуад-пашой. Была сделана попытка склонить Турцию к передаче Крита Греции (переговоры вел русский посол в Константинополе гр. Н. П. Игнатьев). Фуад-паша ответил решительным отказом и ограничился весьма неопределенным обещанием временно приостановить военные действия против повстанцев (Записки гр. Н. П. Игнатьева, 1864–1874 // Известия Министерства иностранных дел. 1914. Кн. II. С. 92). Тем не менее, по окончании переговоров он был награжден орденом Св. Александра Невского.
