И. С. АКСАКОВУ

23 апреля 1868 г. Петербург



Петербург. 23 апреля

  Друг мой Иван Сергеич. Вам по праву принадлежала честь почина по самому главному, по самому жизненному из современных вопросов. Начало сделано, решительно и блистательно…1 увидим последствия. — Успех дела зависит, по-моему, от одного обстоятельства. Есть ли в нашей церкви еще какая-либо жизненность? Буде она есть, то из самой среды духовенства живые голоса откликнутся на ваш голос, и тогда дело может пойти на лад, — но при полном бездействии с этой стороны, которое не замедлит перейти в противодействие, ваша попытка, как она ни своевременна, останется, увы, одною попыткою.

  Уже вчера говорили мне, — о чем писал к вам и Бабст, — что Синод неблагоприятно отнесся к вашим статьям, но зато, как уверяют, Тимашев за вас… Тоже и князь Горчаков, который в восхищении от ваших статей, не вполне понимая их… Здесь по этому поводу обличились разные прекуриозные явления — при этой совершенно для него неожиданной и непонятной встрече космополитического индифферентизма с фанатическою Москвою. Что это? Мираж оптический ли, или какой-то другой обман? Словом сказать, бессознательность и непонимание нашего общества проявились тут во всем своем блеске.

  Намедни добрейший Алексей Толстой читал при мне статью вашу с большим сочувствием, но не без крайнего удивления, и еще более удивился, когда я сказал ему, что тут нет никакой непоследовательности, что все это прямо, логически, неудержимо вытекает из всего вашего учения… Что это за страшная бездна всякого рода недоразумений!.. Поэтому мне казалось бы совершенно своевременным, если бы вы посвятили хоть одну статью для вразумления всех этих непонимающих, в которой бы вы им выяснили, как органически вяжется поднятый вами вопрос со всеми вашими основными воззрениями на христианское начало и православную церковь — и чем отличается ваше учение о свободе совести от учений западных рационалистов (тут, может быть, кстати было бы упомянуть о Хомякове и о имеющем выйти в свет его втором томе с предисловием Самарина2). — Необходимо также было бы искренне и положительно определить отношения этого вопроса к польскому делу.

  Подобные объяснения необходимы для наших скудоумных либералов. — Но что касается до наших казенных ревнителей православия, то им следовало бы указать в резком очерке современных событий, на каком роковом перепутьи стоит в данную минуту русская церковь: с одной стороны, римский кризис, эта окончательная и страшно убедительная поверка всей лжи принципа, отрицающего свободу совести3, — с другой стороны, начинающееся в Англии движение против другого вида лжи, воплощенного в образе политической англиканской церкви4, — и ввиду этих двух как бы противуположных явлений, но неизбежно ведущих к одной и той же цели, т. е. к полнейшему разрыву церкви с государством, — исконно православное, христианское учение как единственно руководящее начало из этого безысходного лавиринфа. И что же — при этих данных, в эту неизмеримой важности историческую минуту — вдруг, что же? Русская церковь, не сознавая своего православного призвания, из какого-то умственного отупения и нравственного растления, отрицанием этого жизненного своего начала свободы христианской совести — ни с того, ни с сего — станет вдруг непризванной прихвостницею отживающего папизма и непрошеной сообщницею разлагающегося англиканизма. — До чего, до какого позора и посрамления может дойти духовное начало, подчинившее себя полицейской опеке! Вот тот неискупный грех, та хула на Духа святого, о котором говорится в Писании. Все это так, но, увы, — откуда же ждать спасения? Только ли от случайной, и то еще лишь предполагаемой, доброй воли Тимашева?..

  Да неужели в самом деле из среды нашего духовенства ни один голос не откликнется сочувственно на ваши статьи? Неужели все вымерло, всякое призвание, всякая потребность жертвы своим убеждениям?..

  Пока простите, дорогой мой Иван Сергеич. — Смотрю на вашу газету, и от души хотелось бы сказать: «Пред взорами Москва — и нет Москве конца»5, потому что с ее концом порвалось бы многое. — Вас и Анну обнимаю.

Ф. Т.



  





КОММЕНТАРИИ:

Печатается по автографу — РГАЛИ. Ф. 10. Оп. 2. Ед. хр. 25. Л. 48–51 об.

Первая публикация — ЛН-1. С. 334–336.

Год написания устанавливается по содержанию (см. примеч. 1 и 2).



1Речь идет о двух передовых статьях Аксакова, посвященных проблеме взаимоотношений церкви и государственной власти (Москва. 1868. № 12 и 14, 16 и 19 апр.). Аксаков утверждал, что до тех пор, пока государственная власть — с помощью жандармов и квартальных надзирателей — стоит на страже православия, готовая покарать малейшее отступление, о свободе совести не может быть и речи. Тютчев считал эти статьи весьма своевременными, поскольку утверждение принципа свободы совести приобретало в его глазах особое значение именно в это время — в период, когда обострились противоречия в политической англиканской церкви, находившейся в зависимости от государственной власти (см. примеч. 4), и когда римская католическая церковь намеревалась возвести в догмат отрицание свободы совести (см. примеч. 3).

2О втором томе Сочинений А. С. Хомякова (Хомяков А. С. Сочинения. Т. II. Сочинения богословские. Прага, 1868) см.: письмо 395, примеч. 6 и 7. Аксаков посвятил этой книге статью, в которой нашли отражение мысли Тютчева, высказанные в этом письме (Москва. 1868. № 160, 22 окт.).

3Церковная политика папы Пия IX ставила целью восстановление поколебленного авторитета папства. В ряде пастырских посланий папа неоднократно осуждал теории, враждебные церкви. 8 декабря 1864 г. он обратился ко всем католическим епископам с энцикликой (посланием), к которой был приложен силлабус — сводка положений, отвергаемых католической церковью. В этих документах осуждались различные течения современной политической и философской мысли; среди прочих «заблуждений века» осуждалась и свобода совести. Тютчев тогда же откликнулся на это стихотворением «Encyclica» (День. 1865. № 2, 9 янв.). Энциклика и силлабус вызвали ожесточенную полемику, охватившую католические страны и длившуюся несколько лет.

4Вероятно, Тютчев имеет в виду «эссеистское» (essayist) движение, возникшее в Англии в 1866 г., когда группа оксфордских ученых издала сборник «Essays and Reviews» («Опыты и обзоры»), в котором выступила за широкое толкование церковных догматов. Из «эссеистской школы» возникла так называемая широкая церковь, резко критиковавшая учение господствующей в Англии англиканской церкви.

5Цитата из стихотворения А. Ф. Воейкова «Описание русских садов» (Вестник Европы. 1813. Ч. LXVIII) с небольшим изменением в последней строке. У Воейкова: «…и нет Москвы конца».