Море и утес

И бунтует и клокочет,

Хлещет, свищет и ревет —

И до звезд допрянуть хочет,

До незыблемых высот…

Ад ли, адская ли сила

Под клокочущим котлом

Огнь геенский разложила —

И пучину взворотила

И поставила вверх дном?

Волн неистовых прибоем

Беспрерывно вал морской

С ревом, свистом, визгом, воем

Бьет в утес береговой —

Но спокойный и надменный,

Дурью волн не обуян,

Неподвижный, неизменный,

Мирозданью современный,

Ты стоишь, наш великан!

И озлобленные боем,

Как на приступ роковой —

Снова волны лезут с воем

На гранит громадный твой.

Но о камень неизменный

Бурный натиск преломив,

Вал отбрызнул сокрушенный,

И струится мутной пеной

Обессиленный порыв…

Стой же ты, утес могучий!


Обожди лишь час, другой —

Надоест волне гремучей

Воевать с твоей пятой…

Утомясь потехой злою,

Присмиреет вновь она —

И без вою, и без бою

Под гигантскою пятою

Вновь уляжется волна…



Другие редакции и варианты



2  Плещет, свищет и ревет,

        Совр. 1854. Т. XLIV. С. 42, и след. изд.


24-25 Бурный натиск [сокрушив],

   Вал [расшибся, отраженный],

        Автограф — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 23. Л. 3–4.


26  И клубится мутной пеной

        Сушк. тетрадь. Л. 49. Совр. 1854. Т. XLIV. С. 42, и след. изд.


29-30 Потерпи лишь час, другой;

   Не всегда ж волне гремучей

33-34 Присмиреет вновь волна,

   И без пены и без вою

36  Вновь уляжется она…

        РИ. 1848. 7 сент (№ 197). С. 786.



  





КОММЕНТАРИИ:

Автограф — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 23. Л. 3–4.

Первая полная публикация — Москв. 1851. № 11. Кн. I. С. 238–239, но последняя строфа была опубликована в РИ, уже в 1848, 7 сент. № 197. С. 768. Затем — Совр. 1854. Т. XLIV. С. 42–43; Изд. 1854. С. 84–85; Изд. 1868. С. 111–112; Изд. СПб., 1886. С. 138–139; Изд. 1900. С. 142–143.

Печатается по автографу. См. «Другие редакции и варианты». С. 255.

Автограф — на сдвоенном листе бумаги, строфы отчеркнуты. Написано крупным почерком с выделением первых букв в словах, обычно существительных, длинные «хвосты» в букве «у», сложно, причудливо выводится «ж», длинная изогнутая черта над буквой «й». Есть исправления в 24-й строке, было — «Бурный натиск сокрушив», поэт заменил последнее слово на «преломив», добиваясь большей зрительной выразительности. 25-я строчка имела вид «Вал разбился отраженный», исправлено на «Вал отбрызнул сокрушенный», снова поэт достиг большей живописности образа и усилил эффект силы утеса, который «сокрушает» мятежную волну, а не просто «отражает» ее. В синтаксисе автографа — обычные для Тютчева повторы тире в конце строк, может быть, они ассоциировались для поэта с движением волны; в других стихотворениях о водной поверхности он также повторял тире в конце строк.

Отличия в печатных текстах связаны прежде всего с названием. В журнальной публикации Москв. дано более длинное название — «Море и утес. В 1848 году», в Совр. «Море и утес 1848 года», то есть аллегорический смысл стихотворения акцентирован и раскрыт. В Изд. 1854 обозначение года отодвинуто в подзаготовок и заключено в скобки; в Изд. 1868 — так же. В последующих публикациях в названии осталось лишь «Море и утес», а дата «1848» приписана в конце стихотворения как указание на время написания. Разночтения обнаруживаются во 2-й строке: «Плещет, свищет и ревет» — в первых четырех изданиях; 26-я строка в тех же изданиях — «И клубится мутной пеной», но в Изд. 1900, как и в автографе, — «И струится мутной пеной». Вариант автографа больше соответствует мысли поэта о победе утеса над волной, она стала более спокойной— «струится» (а не «клубится»).

Что касается последней строфы в РИ, то здесь отличия от автографа существенно не изменили главного смысла, но в варианте автографа тютчевские слова звучат более сильно. Слово «обожди», народное слово, звучит выразительнее, чем «потерпи», а у Тютчева возникала скрытая ассоциация с гласом народа. Вариант РИ («Не всегда ж волне гремучей») слабее автографа («Надоест волне гремучей»), здесь мысль выражена более решительно и категорично. Также и 34-я строка в этом варианте — «И без пены и без вою» — также бледнее, чем в автографе — «И без вою, и без бою»; мотив боя вообще очень важен для всей идейной концепции стихотворения. И наконец, перестановка слов в рифме (33-я и 36-я строки) — «волна — она» (РИ), «она — волна» (в автографе); автограф предпочтительнее: стихотворение и должно заканчиваться определенным и лейтмотивным словом «волна».

Датируется 1848 г. согласно указаниям в первых изданиях.

И.С. Аксаков свидетельствует: «Пьеса написана в 1848 г. после февральской революции и, очевидно, изображает Россию, ее твердыню, среди разъяренных волн западноевропейских народов, которые вместе с всеобщим мятежом были внезапно объяты и неистовою злобой на Россию. Ничто так не раздражало Тютчева, как угрозы на Русь со стороны иностранцев. Не знаю, обратили ли эти слухи внимание на себя в свое время и были ли поняты в смысле нами объясненном, но трудно сомневаться в их настоящем значении, особенно в виду статьи «Россия и революция». Процитировав стихотворение полностью, Аксаков пишет: «Относительно стремительности, силы, красивости стиха и богатства созвучий, у Тютчева нет другого подобного стихотворения. Оно превосходно, но не в тютчевском роде» (Биогр. С. 118). Однако Л.Н. Толстой отметил стихотворение буквами «Т.К.» (Тютчев. Красота) и отчеркнул первую строфу (см. ТЕ. С. 146), то есть писатель усмотрел и в нем тютчевскую специфическую выразительность. Действительно, стихотворение свободно включается в контекст его политической лирики, общим оказывается ораторский пафос, повышенная эмоциональность, «громкое» звучание, аллегоричность картины, а главное — злободневность и патриотический настрой. В.Я. Брюсов (Легенда о Тютчеве // Новый путь, 1903. № 11. С. 28) относил «Море и утес» к лучшим политическим стихотворениям Тютчева, а во вступительной статье к Изд. Маркса (С. XXII) писал: «…в образах «моря» и «утеса» Тютчев думал представить бессилие революционных сил перед мощью русского мира. Но мы вправе подставить под это стихотворение иное, более широкое содержание, и стихи не утратят для нас своего очарования». К.В. Пигарев сопоставил «Море и утес» со стих. Жуковского «Русскому великану», найдя в них общую тенденцию и сходный образ, но отдал предпочтение художественной выразительности стихотворения Тютчева (Лирика I. С. 378–379).