Нессельроде К. В.

22 октября/3 ноября 1835 г. Мюнхен



Munich. Ce 3 novembre 1835

  Monsieur le Comte,

  Après avoir longtemps hésité, je prends le parti de m’adresser directement à Votre Excellence. Je ne me dissimule pas ce que cette démarche peut avoir de hasardé. Mais je me trompe fort, ou c’est précisément cela qui servira à l’excuser à ses yeux. Votre Excellence comprendra aisément que pour m’y déterminer, il ne fallait pas moins qu’une absolue nécessité d’une part et de l’autre une confiance absolue dans l’équité bienveillante de son caractère. C’est cette équité que j’invoque maintenant comme le meilleur et le plus sûr intercesseur que je puisse avoir auprès d’elle.

  Je tâcherai d’être aussi concis que possible.

  Monsieur le Comte, j’ai à peine l’honneur d’être connu de vous, et c’est ma propre cause que j’ai à plaider. Deux circonstances bien décourageantes, si je devais la plaider devant tout autre que Votre Excellence.

  Dans l’entrevue que vous m’avez fait l’honneur de m’accorder, Monsieur le Comte, lors de votre dernier séjour à Carlsbad et dont je conserve un si reconnaissant souvenir Votre Excellence a daigné m’assurer1 qu’elle ne manquerait pas de songer à moi, à la première vacance qui viendrait à se présenter. Or, j’ai été informé, à la suite du retour du Prince Gagarine que Mr de Krüdener serait incessamment appelé à une nouvelle destination2. La place de 1er secrétaire de légation à Munich va donc devenir vacante. J’ose la demander à Votre Excellence.

  Voici à peu près ce que j’ai à dire en faveur de cette demande. Et d’abord, je me garderai bien de rappeler ici qu’il y a 13 ans que je sers à cette mission. Je sais que la durée du temps et la succession des années ne sauraient constituer un titre valable.

  Je ne me réclamerai pas même des témoignages favorables3 que l’obligeance des chefs de la mission, où je sers, a bien voulu, à plusieurs reprises, m’accorder auprès de Votre Excellence. Ces témoignages peuvent être l’expression d’une bienveillance toute personnelle.

  Mais il y a d’autres circonstances que j’invoquerai plus volontiers à l’appui de ma demande.

  Ainsi, p<ar> ex<emple>, qu’il me soit permis de faire observer à Votre Excellence que depuis 7 ans, c’est-à-dire, depuis le départ du Comte Woronzow, c’est moi qui ai été chargé, en très grande partie, de la correspondance politique que les chefs de mission qui, depuis ce temps-là, se sont succédé au poste de Munich ont eu l’honneur d’entretenir avec Votre Excellence4. J’oserai même ajouter, sans craindre d’être démenti par qui que ce soit, que parmi les rapports qui ont plus particulièrement fixé son attention et mérité son suffrage, il y en a peu qui ne soient de moi: tout sur la question grecque5 que sur les affaires de ce pays-ci. Ce fait Mr Potemkine, avec sa loyauté accoutumée, s’est toujours plu à le reconnaître, et le Prince Gagarine, non moins généreux et non moins loyal, ne se refuserait certainement pas à l’appuyer de son témoignage. Si je me permets d’en faire mention dans cette circonstance, c’est qu’il me paraît prouver, autant que pourraient le faire des suffrages plus explicites, l’opinion favorable que ces deux chefs ont bien voulu se former sur mon compte, aussi bien que la confiance, dont ils m’ont constamment honoré.

  Et maintenant, Monsieur le Comte, me serait-il permis de vous expliquer pourquoi je sollicite la vacance du poste de Mr Krüdener de préférence à toute autre? Oserai-je avouer à Votre Excellence que je ne puis mettre à profit les bienveillantes dispositions qu’elle a daigné me témoigner qu’à la condition d’obtenir précisément la faveur que je réclame.

  Il y a des aveux auxquels la rigueur même des circonstances ne saurait nous contraindre, si la noblesse d’âme de celui qui les reçoit ne venait à notre secours. C’est de cette nature que sont les considérations que j’ai à faire valoir en ce moment.

  Bien que destiné à avoir, un jour, une fortune indépendante, je me trouve, depuis des années, réduit à la triste nécessité de vivre du service. La modicité de cette ressource, hors de toute proposition avec la dépense à laquelle me condamne la position sociale où je me trouve placé, m’a forcément imposé des engagements que le temps seul peut me mettre à même de remplir. C’est déjà là un premier lien qui me retient à Munich. Un déplacement, même avantageux sous le rapport du service, même accompagné d’un avancement, m’obligerait nécessairement à des dépenses nouvelles, qui, s’ajoutant aux anciennes, pourraient à tel point accroître les embarras de cette position, que la faveur que Votre Excellence croirait m’avoir accordée, en deviendrait illusoire par l’impossibilité matérielle où je me trouverais d’en profiter.

  Or j’ai eu l’honneur de vous dire, Monsieur le Comte, que j’avais besoin du service pour vivre. J’insisterais beaucoup moins sur cette considération, je vous assure, si j’étais seul… mais j’ai une femme et deux enfants6. Certes, personne ne saurait être plus persuadé que je ne le suis que dans une position précaire et subalterne, comme la mienne, le mariage est la plus impardonnable des imprudences. Je le sais, puisqu’il y a 7 ans que je l’expie7. Mais je serais profondément malheureux, je l’avoue, si l’expiation de ce tort s’étendait à trois êtres qui en sont parfaitement innocents.

  D’ailleurs, s’il y a un pays où je puisse me flatter d’être de quelque utilité pour le service, c’est assurément celui-ci. La connaissance très particulière des hommes et des choses que le long séjour que j’y ai fait, m’a mis à même d’acquérir, des études suivies et sérieuses faites plus encore par goût que par devoir, sur l’état social et politique de l’Allemagne, et surtout de cette partie de l’Allemagne, sur sa langue, son histoire, sa littérature, toutes ces raisons réunies me donnent quelque droit d’espérer, qu’ici du moins, je pourrai justifier, jusqu’à un certain degré, la faveur que je sollicite… Et qu’il me soit permis d’ajouter, en finissant, que si cette faveur n’était qu’une question de service et d’avancement, je ne pourrais pas m’empêcher d’éprouver de l’inquiétude. Mais c’est une question d’existence. C’est vous, Monsieur le Comte, qui êtes appelé à en décider8, et cette considération me rassure…

  J’ai l’honneur d’être avec respect,

          Monsieur le Comte, de Votre Excellence, le très humble

                         et très obéissant serviteur

T. Tutchef

Перевод

Мюнхен. 3 ноября 1835

  Милостивый государь граф,

  После долгих колебаний я решился обратиться прямо к вашему сиятельству. Признаю, что мой поступок может показаться дерзким. Но я полагаю, что именно это обстоятельство может послужить к моему оправданию в ваших глазах. Ваше сиятельство легко поймете, что решиться на подобный шаг меня вынуждают, с одной стороны, крайняя необходимость, а с другой — полное доверие к вашему великодушию и справедливости. К сей справедливости я теперь взываю как к лучшей и самой верной заступнице, какую я мог бы иметь перед вашим сиятельством.

  Постараюсь быть насколько возможно кратким.

  Милостивый государь граф, я едва имею честь быть знакомым с вами и обращаюсь к вам с частной просьбой. Два обескураживающих обстоятельства, ежели бы речь шла о ком угодно, но не о вашем сиятельстве.

  При нашем свидании, коим вы меня удостоили, граф, во время вашего последнего пребывания в Карлсбаде1 и о коем я по сей день храню благодарную память, вашему сиятельству угодно было заверить меня, что вы не преминете вспомнить обо мне при первой же возможной вакансии. И вот, по возвращении князя Гагарина я известился, что г-н Крюденер скоро получит новое назначение2. Таким образом, место 1-го секретаря Мюнхенской миссии станет вакантным. Осмеливаюсь просить у вашего сиятельства сие место для себя.

  Вот что в общих чертах я могу сказать в свою пользу. Прежде всего, не стоит, наверное, напоминать, что я служу в означенной миссии уже 13 лет. Я знаю, что длительность службы и череда прожитых лет еще не составляют сколько-нибудь уважительной причины.

  Не стану ссылаться на благосклонные отзывы о себе3, кои начальство миссии имело любезность неоднократно сообщать вашему сиятельству. Свидетельства сии могли быть лишь выражением личного расположения ко мне.

  Но имеются иные обстоятельства, кои бы я желал привести в поддержку своей просьбы.

  Так, например, позвольте заметить вашему сиятельству, что в течение 7 лет, то есть после отъезда графа Воронцова, именно мне в основном поручалось вести политическую переписку, коей начальство миссии, с того самого времени постоянно менявшееся, имело честь сноситься с вашим сиятельством4. Осмелюсь даже добавить, не опасаясь быть уличенным во лжи, что из докладов, остановивших на себе особое внимание и заслуживших одобрение вашего сиятельства, редкий был составлен не мною: мне принадлежит полное освещение греческого вопроса5, а также дел сей страны. Г-н Потемкин с присущей ему честностью всегда охотно признавал сей факт и, разумеется, его не откажется подтвердить князь Гагарин, отличающийся не меньшим великодушием и прямотой. Ежели я позволяю себе остановиться на этом обстоятельстве, то единственно потому, что оно доказывает выше всяких похвал благосклонное мнение обо мне сих двух начальников, а также их постоянное доверие ко мне.

  А теперь, милостивый государь граф, позвольте объяснить, почему я желал бы получить место г-на Крюденера предпочтительнее всякому иному. Осмелюсь признаться вашему сиятельству, что могу воспользоваться великодушным расположением, коим вы изволили меня удостоить, только при условии получения именно сей милости, к коей я стремлюсь.

  Бывают признания, к коим даже суровость обстоятельств не могла бы нас принудить, ежели бы не благородство души того, кто нас выслушивает. Сими соображениями я и руководствуюсь теперь.

  Несмотря на то, что в будущем меня ожидает получение независимого состояния, уже в течение многих лет я приведен к печальной необходимости жить службой. Незначительность средств, отнюдь не отвечающая расходам, к коим меня вынуждает мое положение в обществе, против моей воли наложила на меня обязательства, исполнению коих может помочь только время. Такова первая причина, удерживающая меня в Мюнхене. Даже выгодное перемещение по службе, пусть с повышением в чине, непременно принудило бы меня к новым расходам, кои вкупе с прежними столь значительно бы усугубили мое затруднительное положение, что покровительство вашего сиятельства оказалось бы призрачным из-за материальной невозможности для меня им воспользоваться.

  Как я уже говорил, милостивый государь граф, служба доставляет мне средства к жизни. Уверяю вас, я бы не стал останавливаться на этом обстоятельстве, ежели бы я был один… но у меня жена и двое детей6. Конечно, никто лучше меня не понимает, что женитьба в столь непрочном, зависимом состоянии, как мое, есть самая непростительная ошибка. Я сознаю это, поскольку уже 7 лет расплачиваюсь за нее7. Но я был бы глубоко несчастлив, ежели бы за мою ошибку расплачивались три совершенно невинных существа.

  Впрочем, ежели и существует страна, где бы я льстил себя надеждой приносить некоторую пользу службой, так это решительно та, в коей я ныне нахожусь. Длительное пребывание здесь, благодаря последовательному и серьезному изучению страны, продолжающемуся поныне, как по внутреннему влечению, так и по чувству долга, позволило мне приобрести совершенно особое знание людей и предметов, ее языка, истории, литературы, общественного и политического положения, — в особенности той ее части, где я служу. Все эти причины купно дают мне некоторое право надеяться, что, по крайней мере, здесь я смогу должным образом оправдать милость, о коей прошу… И позвольте добавить в заключение, что ежели бы речь шла единственно о продвижении по службе, я бы не стал так беспокоиться. Но это есть вопрос жизни: и вам, милостивый государь граф, решать его8, это обстоятельство ободряет меня…

  Честь имею пребывать с совершенным уважением,

            милостивый государь граф,

                 вашего сиятельства

                     нижайший и покорнейший слуга

Ф. Тютчев



  





КОММЕНТАРИИ:

Гр. К. В. Нессельроде родился в Лиссабоне (Португалия). Происходил из немецкого дворянского рода, с XVIII в. находившегося на русской службе. С 1814 по 1856 г. возглавлял Министерство (до 1832 г. Коллегию) иностранных дел России, с 1845 г. государственный канцлер. Тютчев состоял в переписке с Нессельроде — по долгу службы, будучи первым секретарем русской миссии в Турине и исполняя обязанности поверенного в делах в 1838–1839 гг., он составлял на имя министра официальные дипломатические депеши.

К Нессельроде обращено стихотворение «Нет, карлик мой! трус беспримерный!..», осуждающее проавстрийскую политику канцлера.

Тютчев был знаком с семьей Нессельроде: женой Марией Дмитриевной и детьми — Д. К. Нессельроде, Е. К. Хрептович и М. К. Зеебах.

Печатается по автографу — АВПРИ. Ф. 133 (Канцелярия министра иностранных дел). Оп. 469. Ед. хр. 211. 1836. Л. 2–3.

Первая публикация — Тютчев сегодня. Материалы IV Тютчевских чтений. М., 1995. С. 179–184.



1Тютчев виделся с Нессельроде в Карлсбаде в июле или августе 1835 г. (см.: Летопись 1999. С. 148).

2Весной 1836 г. А. С. Крюденер, первый секретарь русской миссии в Мюнхене с 1826 г., выехал в Петербург. Вместо него первым секретарем Мюнхенской миссии был назначен бар. Ап. П. Мальтиц, прибывший к месту назначения 28 января/9 февраля 1837 г.

3Русские посланники, при которых служил Тютчев, единодушно благосклонно отзывались о нем в письмах к Нессельроде, например И. И. Воронцов-Дашков в письме от 10/22 мая 1825 г.: «…я беру на себя смелость ходатайствовать перед вами также и о г-не Тютчеве. Этот чиновник, наделенный незаурядными способностями, не потерял понапрасну те три года, что находился при моей миссии. Употребив это время с большой пользой для себя, он вполне успешно выполнял и свои обязанности по службе…» (ЛН-2. С. 183); И. А. Потемкин — в письме от 2/14 февраля 1831 г.: «Что же касается г-на Тютчева, то соображения о пользе государственной службы в большей мере, нежели искреннее участие, которое он во мне вызывает, побуждают меня обратить внимание вашего превосходительства на высокую одаренность сего молодого человека. Со временем редкие дарования этого чиновника послужат на пользу государства, и лишь одно для этого необходимо — такое положение, которое способствовало бы полному развитию его дарований» (там же. С. 186); кн. Г. И. Гагарин — в письме от 24 ноября/6 декабря 1834 г.: «Коллежский асессор Тютчев, состоящий при посольстве в должности 2-го секретаря, — человек редких достоинств, редкой широты ума и образованности, притом нрава в высшей степени благородного» (там же. С. 194).

4Известно 65 депеш на имя Нессельроде, написанных рукою Тютчева от имени Потемкина с 1828 по май 1833 г., 17 документов от имени Гагарина разным адресатам и 1 депеша в Департамент хозяйственных и счетных дел от имени Обрезкова.

5Тютчев имеет в виду свою поездку с дипломатической миссией в Грецию в 1833 г., а также составленные им на протяжении 1832–1833 гг. дипломатические депеши от имени И. А. Потемкина на имя К. В. Нессельроде, освещающие греческий вопрос.

6Эл. Ф. Тютчева, дочери Анна и Дарья.

7Бракосочетание Тютчева с Эл. Петерсон по лютеранскому обряду совершилось в 1826 г., но Тютчев говорит о семи годах, ведя отсчет от венчания по православному обряду, совершенному 27 января/8 февраля 1829 г. священником Мюнхенской греческой церкви Григорием Каллиганисом, ибо только такой брак считался в России законным.

8К. В. Нессельроде ответил на это письмо 21 января 1836 г.:

«Милостивый государь,

Я медлил с ответом на ваше письмо в надежде на благоприятный случай, позволивший бы мне обратить благосклонное внимание государя на вашу службу и ходатайствовать перед ним о получении милости для вас, о чем я был готов немедленно вас известить. Я очень рад, что мое ожидание сбылось и я могу сообщить вам, милостивый государь, что его величеству угодно было удостоить вас ключа камергера. Я убежден, что сия награда послужит вам новой поддержкой и побудит усилить рвение по службе, исполнявшейся вами и прежде с примерным усердием, заслуживающим неизменно лестные отзывы со стороны вашего начальства. Продолжая и впредь следовать поведению, достойному всяческих похвал, вы непременно со временем добьетесь продвижения по службе, являющегося предметом ваших чаяний и надежд. Причины, не позволяющие Императорскому кабинету осуществить их уже теперь, слишком глубоки, чтобы вы их не признали справедливыми, поскольку в настоящий момент по указу государя императора произошло сокращение многих постов и многие служащие после длительной службы остались не у дел, — вы, конечно, первый признаете, что любая вакансия за границей рассматривается Императорским кабинетом как возможность вознаграждения тех, кто потерял свою службу. Такие особые обстоятельства, требующие принятия особых мер, делают совершенно невозможным в настоящее время удовлетворить вашу просьбу в отношении должности, освобождающейся в Мюнхене. Мое сожаление так же искренне, как и мое желание при первой возможности доказать вам мое истинное участие, каковое еще более усилилось после получения вашего последнего письма, в чем примите мои уверения, как и в лучших моих чувствах» (Тютчев сегодня. Материалы IV Тютчевских чтений. М., 1995. С. 185–186. Перевод с фр.).