М. А. ГЕОРГИЕВСКОЙ

27 сентября 1865 г. Петербург



Петербург. 27 сентября

  Благодарю, милая Marie, за письмо. И грустно, и отрадно было читать его. — Пусто и мне, расставшись с вами, со всеми вами. До сих пор всё еще каждое утро сбираюсь идти пить чай с вами — и что-то уже очень давно не присутствую я при вашем ежеминутном суде и расправе над Левой и Володей1. — Не могу еще понять, куда девались эти уютные, приютные три-четыре комнаты Шиловского дома, которые так недавно еще всегда были у меня на перепутьи, куда бы я ни пошел.

  Да, моя милая Marie, тому, для кого жизнь — не жизнь, а бессонница, очень, очень отрадно было забыться этим трехнедельным сном…

  Крепко обнимите за меня детей и скажите вашему мужу, что я по многим причинам жду с нетерпением приезда его в Петербург. — Вы же пока берегите себя. Что ваша нога?.. обошлось ли без пиявок?.. Были ли вы вчера на вечеру у Катковых и вспомнили ли о предпоследнем воскресенье? Не было ли от бессознательной Новиковой нового приглашения вашему мужу идти слушать ее пенья в семь часов утра?2

  Вы видите, люблю припоминать все эти подробности. — Мне кажется, что даже и о князе Назарове3 потолковал бы с вами на досуге не без некоторого удовольствия, и надеюсь, что мне удастся возобновить этот разговор в скором времени. — Вот каким подарком я предполагаю порадовать себя ко дню моего рожденья.

  Здесь по возвращении я очутился на моем прежнем, слишком мне знакомом пепелище. — Пусто, очень пусто… Анне Дм<итриевне> передал ваш поклон, за который она благодарит… Она все та же несимпатичная, дорогая мне личность — шероховатая изнанка моих лучших воспоминаний. Раз, на прошлой неделе, я пил у нее чай… как во время оно. — Жалкое и подлое творенье человек с его способностью все пережить…

  На этот раз политический отдел моего письма будет очень неудовлетворителен… Скажите это Алек<сандру> Ив<анычу>. — Хотя я почти ежедневно видаюсь с кн. Горчаковым, знаю только, что он жалуется на пессимизм Каткова в отношении к нему, и не он один. — Вообще желательно было бы, чтобы в игре Каткова его постоянное Forte сменялось иногда переходами в Piano. Впрочем, со дня моего отъезда из Москвы я не получал ни одного № «Моск<овских> вед<омостей>». — Отчего это?

  Но вы, прошу вас, не подражайте в этом почтенной редакции — и помните, что ваши письма мне еще нужнее передовых статей даже и «Моск<овских> ведомостей». Господь с вами.

Весь вам пред<анный>        

Ф. Т.



  





КОММЕНТАРИИ:

Печатается впервые полностью по автографу — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 2. Ед. хр. 3. Л. 10–11 об.

Первая публикация — отрывок: ЛН-2. С. 142.



1Сыновья М. А. и А. И. Георгиевских — Владимир Александрович (1859–1909) и Лев Александрович (1860—?).

2Об О. А. Новиковой (урожд. Киреевой) Л. А. Георгиевский писал: «Отец мой был в очень хороших и простых отношениях со всей семьей и Киреевых, и Новиковых, так что приглашение его О. А. Новиковой в утренние часы — 7 часов утра, конечно, преувеличение — послушать ее пение ничего необыкновенного не представляло» (ЛН-2. С. 142).

3Речь идет о кн. Н. С. Назарове. А. И. Георгиевский вспоминал: «В <сентябре> 1865 г., узнав, что Мари собирается на пикник “на тройках” <…> Федор Иванович тотчас же предложил себя в кавалеры Мари <…> и был, конечно, одним из лучших украшений пикника. Общество собралось большое, в том числе и многие из членов нашей редакции, как то: князь Назаров с молодою очень красивою и привлекательною женой, Щебальский, Александр Павлович Ефремов, большой приятель Каткова, и многие другие <…> Вечер прошел очень весело и оживленно, как и следовало ожидать при таких отличных и остроумных собеседниках, как Щебальский, Ефремов, не говоря уже о самом Тютчеве. Князь Назаров, не помню, в чем-то преступил даже границу общего веселья и оживления, и когда Мари заметила своему соседу вполголоса, что князь, должно быть, лишнее выпил, Тютчев отвечал ей: “Нет, кажется, он и родился пьян”. По-видимому, князь Назаров на этом вечере произвел довольно сильное впечатление на Тютчева: по крайней мере, в своих письмах он не раз еще добродушно о нем поминает» (ЛН-2. С. 142).