А. И. ГЕОРГИЕВСКОМУ

30 марта 1866 г. Петербург

Петербург. 30 марта 1866

Друг мой Алек<сандр> Иваныч. Пора возобновить нашу прерванную беседу, тем более что в данную минуту есть о чем поговорить…

Итак, немыслимое совершится ¹. Предложение Пруссии о созвании немецк<ого> парл<амента> — не отсрочит, а упрочит войну…² Это взрыв мины для образования бреши перед приступом… Но эта немыслимость междоусобной войны в Германии есть лучшее свидетельство о совершенном отсутствии всякого историческ<ого> самосознания в современной публике… Это событие не только не немыслимо, оно было неминуемо… В продолжение четверти века, проведенных мною в Германии, я постоянно повторял немцам, что Тридцатилетняя война кроется, т<ак> с<казать>, в основе их историческ<ого> положения и что только русская опека временно сдерживает логическое развитие этой присущей силы ³. — Ни один немец, к какой бы партии он ни принадлежал, разумеется, в этом не сознавался и до конца не сознается. Это также составляет характеристическую принадлежность данного положения. — Вопреки очевидного, осязательного собственного интереса племенная стихия в немцах взяла свое. Ненависть их к России пересилила чувство самосохранения. Тут опять-таки повторилось, на опыте, явление, столько раз повторяющееся в истории народных судеб, слагающихся вследствие их нравственного элемента. В характере немцев есть какая-то смесь крайней непрактичности с крайним умственным высокомерием — и эта-то смесь определила их отношение к России. Они, в продолжение тридцати лет, разжигали в себе это чувство враждебности к России, и чем наша политика в отношении к ним была нелепо-великодушнее, тем их не менее нелепая ненависть к нам становилась раздражительнее. Даже явная антинациональность тогдашней русской политики не могла ни на минуту примирить немцев с нею… Это многознаменательный факт… В продолжение сорока лет — единственных в истории судеб немецкого племени — это основное, исторически-роковое раздвоение Германии было сдерживаемо воздействием России. Только под этою опекою, самою благодушною и кроткою, и могло существовать единение между Австриею и Пруссиею, т. е. могла существовать Германия. — Не странно ли, что при нынешних обстоятельствах этот факт, который лежит в основе всего современного положения, преходится всеобщим молчанием — и не только в заграничной печати, но даже и в нашей, даже в «Моск<овских> ведомост<ях>», которым бы по праву следовало восстановить и выяснить его огромное значение ⁴.

Как бы то ни было, в данную минуту этот немецкий разлад, кроме полнейшего удовлетворения для самолюбия нашего, оказывает нам положительную, существенную услугу… Только то, что зачинается теперь в Германии, предупредит, авось, то, что могло бы развиться при содействии Париж<ской> конфер<енции> по вопросу о Дун<айских> княжеств<ах>⁵, т. е. возобновление западноевропейск<ой> коалиции против России — и это также одна из тех присносущных исторических сил, которых упразднить, ни даже устранить никакой нет возможности, пока не изменятся все существенные условия современного политического мира. И мы были бы самые отъявленные кретины, если бы еще раз, вопреки всем данным, мы стали подвизаться в деле умиротворения начинающихся смут.

Мы не можем достаточно проникнуться убеждением этой, т<ак> с<казать>, стихийной враждебности Запада как целого в отношении к нам… Не союза с ним должны мы искать, а его внутреннего разъединения… Пока его составные части не враждуют между собою, европейская коалиция против нас всегда возможна и близка. Mors Caroli — vita Conradini, mors Conradini — vita Caroli ⁶ — вот то убеждение, которое должно жить и действовать в нас как инстинкт и как сознание.

Я читал все инструкции и все последовавшие депеши кн. Горчакова по вопросу о Княж<ествах> и могу уверить вас самым положительным образом, что все эти заявления, будь они опубликованы, принесли бы ему не менее чести, как и ноты его по польскому вопросу ⁷. Они в высшей степени сознательны, определяют в точности и с большим достоинством наши настоящие отношения к делу и настаивают на одном только, чтобы всякое внешнее насилие — под каким бы то ни было предлогом, — могущее исказить естественное развитие дела, было устранено… В случае же явного нарушения этого условия мы, не обинуясь, постановили casus belli…^* Мы не должны забывать, что при теперешних обстоятельствах наше даже самое энергическое действие должно быть более отрицательного, чем положительного свойства.

Знаете ли, что над вами висит предостережение⁸, — говорю вам это по секрету. — На воре шапка горит… Однако же до сих пор большинство Совета, т. е. весь Совет, за исключением председателя и маленьк<ого> человечка Фукса, противится всякой подобной мере. Ваши намеки на статью, помещенную в «Nord», сильно раздразнили ⁹. — Но… страшен сон, да милостив Бог… и Его-то покрову я вас и поручаю.

КОММЕНТАРИИ:

Печатается по автографу — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 2. Ед. хр. 2. Л. 32–35 об.

Первая публикация — ЛН-1. С. 400–401.

¹Тютчев писал о возможности возникновения войны между Пруссией и Австрией. Это предвидение оправдалось: война началась в июне 1866 г. и закончилась полтора месяца спустя победой Пруссии.

²28 марта/9 апреля 1866 г. Пруссия выступила с предложением созвать общегерманский парламент.

³Напоминанием о Тридцатилетней войне (1618–1648), причиной которой было стремление империи Габсбургов уничтожить автономию германских княжеств, Тютчев подчеркивал, что для раздробленной Германии неизбежны междоусобные войны, порожденные столкновением двух тенденций — к сохранению автономии княжеств, с одной стороны, и к объединению их в единое государство, с другой. Мысль о том, что установившийся после Венского конгресса (1814–1815) союз германских государств с Россией обеспечивал политическое равновесие в Германии, Тютчев высказал впервые в 1844 г. в статье «Россия и Германия».

⁴Основные идеи письма Тютчева нашли отражение в статье А. И. Георгиевского (МВ. 1866. № 67, 1 апр.).

⁵Парижская конференция по вопросу о Дунайских княжествах начала работу в марте 1866 г. (см. письмо 309, примеч. 3).

⁶Mors Caroli — vita Conradini, mors Conradini — vita Caroli (Смерть Карла — жизнь Конрадина, смерть Конрадина — жизнь Карла — лат.) — поговорка, возникшая в Италии в эпоху борьбы гвельфов и гибеллинов (в 1268 г. последний Гогенштауфен Конрадин Швабский, призванный гибеллинами, был взят в плен главой гвельфов Карлом Анжуйским и казнен по его приказу).

⁷О нотах А. М. Горчакова по польскому вопросу см.: письмо 252, примеч. 1.

⁸26 марта 1866 г. было принято решение объявить предостережение «Московским ведомостям» за передовую статью в № 61 от 20 марта, предъявлявшую «правительственным сферам» обвинение в стремлениях, присущих «врагам России». Предостережение было мотивировано тем, что «нельзя допускать», чтобы издатели газеты «обвиняли в государственной измене всех тех, которые не разделяют вполне их воззрений. <…> Дальнейшее снисхождение имело бы вид поставления этой газеты как бы вне общего закона» (Материалы о цензуре и печати. Ч. II. С. 127). 31 марта 1866 г. в «Северной почте» предостережение было опубликовано (№ 66).

⁹29/<17> марта 1866 г. газета «Le Nord» (№ 88) напечатала под заглавием «Политическая ситуация в России» адресованное в редакцию письмо анонимного петербургского корреспондента от 10/22 марта. Автор его, представленный как «лицо уполномоченное» и «беспристрастное», квалифицировал деятельность «Московских ведомостей» как «вредную» и «опасную». В одной из ближайших передовых статей (МВ. 1866. № 65, 25 марта) Катков выступил против этого письма.

^*повод к войне (лат.).