А. Ф. АКСАКОВОЙ

21 июня 1867 г. Петербург

St-P<étersbourg>. Mercredi. 21 juin 1867

On dirait, ma fille chérie, que nous nous sommes entièrement perdus de vue. Et cependant rien n’est moins vrai, et je suis plus que jamais impatient de te revoir. J’aspire à me retrouver entre ton mari et toi sous les ombrages bien connus du jardin Pogodine¹, enveloppé, au physique et au moral, de cette atmosphère d’été de Moscou qui m’est si chère, où il y a tant d’air, de lumière et de sons de cloche. J’ai hâte d’aller ressaisir tout cela, toi y comprise — et je n’attends que le départ très prochain de Valoujeff, pour m’en aller ². — Je me sens très seul ici en ce moment. Hier Dmitry même m’a quitté, pour aller s’établir à Oranienbaum, sous l’aile des Melnikoff ³ — et ce dernier départ a complété mon isolement, en dépit de toutes les courses, invitations à dîner, etc. Je suis un peu comme un homme qui, tout habillé qu’il est, se sentirait nu, parce qu’il n’aurait pas de chemise sur le corps…

Mais passons à des choses moins personnelles et plus intéressantes… Le retour du P<rinc>e Gortchakoff et tout ce que j’ai appris de lui m’a confirmé dans mes appréciations antérieures ⁴. — La visite à Paris avec tout cet accompagnement de fêtes et d’incidents ⁵ n’a été après tout qu’une fantasmagorie historique qui n’a eu aucune prise, mais pas la moindre, sur les faits contemporains, et qui, néanmoins, n’a pas manqué d’un certain caractère et d’une certaine portée. L’impression personnelle, produite par l’Empereur sur les masses françaises, a été très réelle, en dépit de toutes les préventions et de tous les mensonges… Cela n’aura, comme de raison, aucun résultat pratique dans le moment donné, mais il aura été constaté une fois de plus qu’il existe une affinité entre le fond humain de la nature russe, dont l’Emp<ereur> certainement est l’un des meilleurs représentants, et les quelques bons instincts qui survivent encore dans le peuple en France. Le voisinage de l’élément allemand n’aura pu que faire ressortir encore davantage par le contraste cette affinité ⁶. — Mais tout ceci n’aura aucune action immédiate sur les événements qui se préparent, portant avec eux toute sorte de crises et de calamités — et qui feront un jour apparaître dans une si singulière lumière toutes ces fêtes babyloniennes qui les auront précédées… La Providence, en grande artiste qu’elle est, nous ménage là un effet de théâtre des plus saisissants…

La société est minée et c’est au-dessus de cette mine, déjà toute chargée, que se produisent tous ces simulacres d’une humanité triomphante dans sa civilisation, en s’embrassant dans la paix et la fraternité… Témoin, l’attitude des gouvernements européens vis-à-vis de ce qui se passe en Orient, au moment où l’on se dispose à fêter le Sultan à Paris et à Londres ⁷ — ceci est le fait des pouvoirs… et témoin — quant aux peuples — la révélation de ce régime d’assassinats, à la manière polonaise, qui vient d’être signalé dans les rangs de la classe ouvrière de l’Angleterre ⁸, la même classe qui va sous peu devenir la maîtresse du pays.

Voilà certes des sujets d’articles à perte de vue pour la Москва qui va renaître, et dont ici tout le monde attend la résurrection avec impatience…⁹ C’est une voix dont le silence même était écouté, et dont on aura d’autant plus de plaisir à entendre la parole et l’accent… Il me semble que dans les circonstances données il sera facile à la Москва d’éviter les écueils les plus dangereux. — En effet, plus que jamais la question à l’ordre du jour est la question slave qui dans son infinie variété embrasse et enveloppe toutes les autres, et sur ce terrain-là on peut impunément se donner libre carrière.

Cette question, malgré son impersonnalité apparente, est la plus intérieure, la plus intime de nos questions et touche à tout et à tous… La présence des Slaves parmis nous ¹⁰ a mis en lumière bien des choses dont l’une qui n’est pas la moins curieuse, c’est l’analogie d’impressions, produites par le fait de leur présence sur les éléments en apparence les plus discordants de notre société — le high life administratif de Pétersb<ourg> et le résidu du parti nihiliste… conformité dans la manière de voir certaines questions — pleine de révélations et d’enseignements…

On parle toujours beaucoup ici de la double démission ¹¹ du Ministre de la Guerre, qui serait remplacé par Albédinsky, et du Ministre des Domaines… le sens de tout ceci est très clair. — C’est la même influence qui va gagnant du terrain… Mais tout ceci n’a pas le moindre avenir, car ce n’est pas même de la réaction qui d’ailleurs n’aurait aucune raison d’être, c’est tout bonnement de l’intrigue…

Dieu, ma fille, que ma lettre a dû vous ennuyer et qu’elle doit vous faire redouter ma présence. Mais tu sais bien que la présence vivante est toujours moins monologue que l’écriture — tu verras. En attendant, que Dieu te garde.

A toi de cœur.

Перевод

С.-Петербург. Среда. 21 июня 1867

Складывается впечатление, милая моя дочь, что мы с тобой совсем отдалились друг от друга. Однако это отнюдь не так, и меня более чем когда-либо одолевает желание тебя видеть. Я мечтаю опять сидеть рядом с тобою и твоим мужем под привычною сенью погодинского сада ¹, объятый, физически и духовно, той атмосферой московского лета, столь мною любимой, где столько воздуха, света и колокольного звона. Мне не терпится вновь обрести все это, включая тебя, — и я жду только близкого отъезда Валуева, чтобы уехать самому ². — Сейчас мне здесь страшно сиротливо. Вчера даже Дмитрий укатил от меня в Ораниенбаум, под крылышко Мельниковых ³ — и после этого последнего отъезда мною уже совершенно завладело ощущение одиночества, не прогоняемое никакой суетой, никакими приглашениями на обеды и т. д. Я немного похож на человека, который, будучи при полном параде, чувствует себя голым, потому что на нем нет нательной рубашки…

Но поговорим о предметах менее личных и более занимательных… Все, что я узнал от вернувшегося князя Горчакова, утвердило меня в моих прежних оценках ⁴. — Визит в Париж, со всеми сопутствовавшими ему празднествами и происшествиями ⁵, в конечном счете был не чем иным, как исторической фантасмагорией, никоим образом не повлиявшей на современное положение вещей, но не лишенной, тем не менее, определенного своеобразия и определенной значительности. Французы по-человечески очень верно оценили государя, несмотря на всевозможные предостережения и наветы… Это, разумеется, не могло бы дать сейчас никаких практических результатов, только лишний раз продемонстрировало, что есть родство между человечной сущностью русской натуры, коей наш государь безусловно является одним из лучших представителей, и теми добрыми инстинктами, которые еще живы во французском народе. В соседстве с германским элементом это родство, по контрасту, выказалось особенно ярко ⁶. — Но все это не окажет никакого прямого воздействия на грядущие события, чреватые всякого рода кризисами и катастрофами, в свете которых столь странно будут выглядеть все эти вавилонские празднества, им предшествовавшие… Провидение, со свойственным ему великим артистизмом, приберегает для нас один из самых поразительных театральных эффектов…

Под общество заложена мина, и вот на этой уже готовой взорваться мине разыгрывается комедия, в которой торжествующее в своей цивилизованности человечество обнимается в мире и братском согласии… Свидетельство тому — отношение европейских правительств к событиям на Востоке в момент, когда в Лондоне и Париже готовятся чествовать султана ⁷, — это на уровне власти… и еще одно свидетельство — уже со стороны народа — раскрытие очага покушений, на манер польских, только что полыхнувшего в рядах рабочего класса Англии ⁸, того самого класса, который в недалеком будущем станет хозяином страны.

Вот о чем нужно писать и писать «Москве», чьего близкого воскрешения все здесь ждут с нетерпением…⁹ Это голос, к молчанию которого и то прислушивались, так представьте, с какой радостью воспримут его слово и интонацию… Мне кажется, что при данных обстоятельствах «Москве» будет легко избежать самых опасных подводных камней. — Ведь злобой дня сейчас, более нежели когда-либо, является славянский вопрос, который в своем бесконечном разнообразии обнимает и охватывает все другие, и вот на этой-то ниве можно безбоязненно развернуться.

Несмотря на кажущуюся свою безличность, вопрос этот — наиболее глубинный, наиболее прочувствованный из наших вопросов и затрагивает всех и вся… Приезд к нам славян ¹⁰ высветил много любопытного, и особенно поражает сходство впечатлений, произведенных их присутствием на самые, по видимости, непримиримые элементы нашего общества — на административную high life^* Петербурга и на остатки нигилистической партии… совпадение во взглядах на некоторые вопросы — в высшей мере разоблачительное и поучительное…

Здесь по-прежнему много говорят о двойной отставке ¹¹ — военного министра, на чье место прочат Альбединского, и министра государственных имуществ… все это совершенно понятно. — Тут действуют те же пресловутые силы, которые норовят укрепить позиции… Но все это не имеет никакого будущего, ибо это даже не реакция, для которой, притом, нет ни малейших оснований, это просто-напросто интриги…

Боже, какую скуку я наверно нагнал на тебя, дитя мое, своим многословием и с каким страхом ты теперь должна ожидать моего появления. Впрочем, ты прекрасно знаешь, что живая речь всегда бывает менее монологической, чем письменная, — и получишь тому подтверждение. А до тех пор — да хранит тебя Господь.

Сердечно твой.

КОММЕНТАРИИ:

Печатается по автографу — РГАЛИ. Ф. 10. Оп. 2. Ед. хр. 37. Л. 102–105 об.

Первая публикация — ЛН-1. С. 299–301.

¹На летних чаепитиях в саду у М. П. Погодина на Девичьем поле собирались известные литераторы и ученые. Ныне дом и сад Погодина не существуют; сохранилась лишь так называемая Погодинская изба, которую Погодин построил для своего «Древлехранилища» (Погодинская ул., 12).

²Как председатель Комитета цензуры иностранной Тютчев подчинялся министру внутренних дел П. А. Валуеву. В Москву он смог выехать около 20 июля (Летопись. С. 188).

³Речь идет о семье советника придворной конюшенной конторы А. П. Мельникова (см. письмо 373, примеч. 1).

⁴Во время визита Александра II в Париж (см. письмо 358, примеч. 4 и 5) А. М. Горчаков вел с Наполеоном III и французским министром иностранных дел Ф. Мустье переговоры по поводу передачи Крита Греции и облегчения положения христианских народов Оттоманской империи. Как и предполагал Тютчев (см. письмо 358), визит не дал желаемых результатов (Шнеерсон. С. 45–46).

⁵Под происшествиями подразумевается покушение А. И. Березовского на Александра II, совершенное в Париже 25 мая/6 июня 1867 г.

⁶Имеется в виду пребывание в Париже прусского короля Вильгельма I (см. письмо 358, примеч. 4).

⁷В июне 1867 г. турецкий султан Абдул-Азиз посетил по приглашению Наполеона III парижскую Всемирную выставку; затем он отправился в Лондон и Вену. Правительства Франции, Англии и Австрии принимали его как почетного гостя, заверяя в своей готовности поддерживать Турцию. Подобная политика развязывала турецкому правительству руки в деле подавления восстания на Крите.

⁸Тютчев имеет в виду движение фениев — членов тайного «Ирландского революционного братства», основанного в 1858 г. и действовавшего в Ирландии и Великобритании. Восстание, поднятое фениями в 1867 г., было подавлено.

⁹1 июля 1867 г. Аксаков возобновил издание «Москвы» после трехмесячного перерыва (см. письмо 358, примеч. 2). Он сразу же откликнулся на события, о которых писал ему Тютчев: «Покуда султан утешается изысканным гостеприимством Наполеона III, королевы Виктории и Франца-Иосифа, — несчастные герои Крита успеют задохнуться от усилий в неравной борьбе с кровожадными полчищами Омер-паши» (Москва. 1867. № 74, 4 июля).

¹⁰Подразумевается Славянский съезд (см. письмо 358, примеч. 6).

¹¹См. письмо 372, примеч. 4; письмо 373, примеч. 3.

^*верхушку (англ.).