А. И. ГЕОРГИЕВСКОМУ

8 августа 1864 г. Петербург



С.-Петерб<ург>. 8 августа

  Александр Иваныч!

  Все кончено — вчера мы ее хоронили… Что это такое? что случилось? о чем это я вам пишу — не знаю. — Во мне все убито: мысль, чувство, память, все… Я чувствую себя совершенным идиотом.

  Пустота, страшная пустота. — И даже в смерти — не предвижу облегчения. Ах, она мне на земле нужна, а не там где-то…

  Сердце пусто — мозг изнеможен. — Даже вспомнить о ней — вызвать ее, живую, в памяти, как она была, глядела, двигалась, говорила, и этого не могу.

  Страшно — невыносимо. — Писать более не в силах — да и что писать?..

Ф. Тчв



  





КОММЕНТАРИИ:

А. И. Георгиевский и его жена Мария Александровна (урожд. Денисьева) занимали особое место в жизни Тютчева. М. А. Георгиевская была сводной сестрой Е. А. Денисьевой; она и ее муж принадлежали к числу тех очень немногих людей, которые признавали ее неофициальную семью. При жизни Денисьевой они бывали в ее доме, и, в свою очередь, дом Георгиевских был всегда открыт для нее и для Тютчева. После смерти Денисьевой Георгиевские были едва ли не единственными людьми, которые полностью разделяли горе Тютчева.

Первые письма Тютчева к Георгиевскому относятся к тому времени, когда он, тяжело переживая смерть Денисьевой, испытывал неодолимую потребность говорить о ней с близкими людьми. Эти письма перекликаются с лирикой Тютчева, с такими его стихотворениями, как «Нет дня, чтобы душа не ныла…», «Есть и в моем страдальческом застое…», и другими стихами «денисьевского» цикла. Строки письма, написанного 6/18 октября 1864 г. из Женевы («…только в ее любви, в ее беспредельной ко мне любви я сознавал себя…»), воспринимаются как прозаический вариант стихотворных строк:

И я один, с моей тупой тоскою,
Хочу сознать себя и не могу…

Однако Георгиевский был для Тютчева не только человеком, тесно связанным с Е. А. Денисьевой и памятью о ней. Более трех лет (1863–1866) он — сотрудник редакции «Московских ведомостей», издания, стремившегося оказывать влияние и на отдельных представителей власти, и на всю политику России в целом. Обсуждая с Георгиевским самые различные проблемы внешней и внутренней политики России, Тютчев стремился через него воздействовать на направление этого издания — советовал сменить Forte на Piano редактору газеты, отличавшемуся крайней непримиримостью в отстаивании охранительной позиции (см. письмо 294).

Если сам Катков не был склонен прислушиваться к чужому мнению, то Георгиевский иногда использовал в своих статьях о внешней политике России суждения и формулировки Тютчева (см. письмо 285, примеч. 4; письмо 310, примеч. 4). Однако эти случаи носили частный характер и вряд ли могли оказать влияние на общее направление «Московских ведомостей».

Георгиевский оставил воспоминания, в которых многие страницы посвящены Тютчеву (ЛН-2. С. 104–163).

Печатается по автографу — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 2. Ед. хр. 2. Л. 2–2 об.

Первая публикация — Тютч. сб. С. 20.