А. И. ГЕОРГИЕВСКОМУ

15 февраля 1866 г. Петербург



С.-Петербург. 15 февраля <18>66

  На этот раз к вам обращаюсь с письмом моим, друг мой Александр Иваныч. — Прежде всего поговорим о ваших личных интересах и отношениях1. Делянов обещал мне положительно при первом свидании с Свечиным расспросить его касательно предполагаемых изменений в управлении здешних женских гимназий и хлопотать за вас, если представится к этому случай… Делянов поручил мне даже передать вам уверение, что он имеет вас постоянно в виду и не упустит первой возможности, которая представится для определения вашего на такое место, которое было бы достойно вас. Он вообще чрезвычайно хорошо расположен к вам, и вы можете на него рассчитывать… Мне кажется, что не худо бы было, если бы вы написали к нему несколько строк и собственноручно заявили бы, чего вы желаете…

  Теперь перейдем от частного к общему… Здесь уже знают о положительном отказе графа Фландрского, и вчера уже отправлены были кн. Горчак<овым> инструкции его по делу совершившегося переворота в Княжествах2. Вот наш взгляд на теперешнее положение дела.

  Мы, разумеется, будем решительно противудействовать всякой иностр<анной> кандидатуре, которой, впрочем, кроме Франции, никто и не желает — да и осуществление которой не представляет вероятия, потому что трудно же будет какому-либо члену из царствующих в Европе домов решиться сделаться вассалом Оттоманской Порты. А признать за Княжествами самостоятельное политическое существование — это значило бы приступить к окончательному разделу Турции, на что никто не отважится3. — Раз же устранив иностр<анную> кандидатуру, можно рассчитывать, что сила естественных стремлений возьмет верх над искусственными комбинациями и приведет к разъединению обоих Княж<еств>, каковой исход есть единственно согласный с нашими существенными интересами… Мы не имеем никакого повода созидать на Востоке искусственные политические самостоятельности и скреплять чуждыми нам династическими интересами. Это было бы столько же противно истории, сколько и России. Для органического строя всей этой области православного Востока, или, лучше сказать, всей Восточной Европы, пора бы наконец понять, хоть нам по крайней мере, что тут места нет отдельным державствам, как в Западной Европе, — что для всех этих земель и племен нет и быть не может законной верховной власти вне России, вне русского единодержавия, и что всякая попытка созидать там какие бы то ни было организации, отрешенные от нас — от органической солидарности с нами, — никогда ни к чему не поведут, т. е. ни к чему прочному.

  Я знаю, политическое наше самосознание до такой степени помутилось вследствие последних обстоятельств, что этот взгляд покажется чем-то нелепым — несообразным. Но это значит только то, что мы в данную минуту спустились в какую-то лощину, которая преграждает нам всякий свободный взгляд — вдаль и на окрестность.

  Здесь считают падение Кузы щелчком для французской политики, которая в последнее время, особенно по этому вопросу, очень тяготела над бедною самостоятельностию Порты. И теперь, вероятно, это минувшее давление вызовет реакцию. — Во всех предстоящих возможных замешательствах мы, кажется, можем рассчитывать на совокупность действия с Англией, сближение с которой все более и более обличается по всем вопросам…

  Вот вам, любезнейший Александр Иваныч, приблизительно по крайней мере, определения высоты в настоящую минуту. Рассчитываем на сочувствие и поддержку «Московских ведомостей».

  Вчера в заседании Главного управления по делам печати мы решительно доконали «Русское слово», определивши ему третье предостережение4. Я, как вы знаете, враг подобных экзекуций — но что прикажете делать? Сама печать виновата, и первые вы — не противудействуя всей этой неурядице и бесчинствам, а там, где Разум не действует, поневоле надо прибегнуть к Дубинке, что, однако же, очень прискорбно.

  Прошу милую Marie простить мне это длинное, скучное письмо. — Не замедлю отнестись к ней прямо.

  Простите. Господь с вами.



  





КОММЕНТАРИИ:

Печатается по автографу — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 2. Ед. хр. 2. Л. 28–31 об.

Первая публикация — ЛН-1. С. 398–399.



1А. И. Георгиевский вспоминал об одной из встреч с Ф. И. Тютчевым в Москве: «…мы много толковали о различных планах относительно перехода моего на службу в Петербург в Министерство народного просвещения, и Тютчев тем более рассчитывал на успешность наших планов, что тем временем И. Д. Делянов был назначен товарищем министра народного просвещения» (ЛН-2. С. 155).

2Дунайские княжества (Молдавия и Валахия) — один из объектов соперничества Турции, Австрии и России в борьбе за влияние на Балканах; находились под властью Турции и вместе с тем под протекторатом держав, подписавших Парижский мирный договор 1856 г.; при этом оба княжества должны были сохранять полную автономию по отношению друг к другу. Однако в 1859 г. и Молдавия, и Валахия избрали на пост господаря одно лицо — полковника Александра Кузу, который провел их фактическое объединение в сфере административной и военной. Державы-покровительницы, а за ними и Турция были вынуждены признать это объединение, но лишь на время правления Кузы. Тем не менее в декабре 1861 г. Куза официально провозгласил объединение княжеств. 11/23 февраля 1866 г. Куза был свергнут с престола в результате заговора коалиции сил, недовольных проведенными им внутренними реформами. После свержения Кузы коалиция, совершившая этот переворот, спешила узаконить его в глазах европейских государств, сохранив при этом, путем уступок интересам этих государств, фактическое объединение Молдавии и Валахии, достигнутое Кузой. Одной из уступок было решение об избрании на престол «Соединенных Дунайских княжеств» иностранного кандидата (такой кандидат был нужен европейским державам, чтобы контролировать положение в княжествах). Господарем был провозглашен гр. Филипп Фландрский, второй сын бельгийского короля, однако он отверг предложенный ему трон, после чего господарем был избран Карл Людвиг Гогенцоллерн.

3Хотя объединение двух Дунайских княжеств было признано Турцией в 1861 г., они продолжали оставаться под ее сюзеренитетом и платили ей дань.

414 февраля 1866 г. Совет Главного управления по делам печати объявил, в соответствии с законом от 6 апреля 1865 г., третье предостережение демократическому журналу «Русское слово», а 16 февраля журнал был приостановлен на пять месяцев и на этом фактически прекратил свое существование (Материалы о цензуре и печати. Ч. II. С. 124–125).