С.С. УВАРОВУ

20 августа 1851 г. Петербург



St.-Pétersbourg. 20 août 1851

  Monsieur le Comte,

  I1 m’est rarement arrivé de prendre la plume pour essayer d’exprimer des regrets plus vrais et plus sincères que ceux que je vous exprime en се moment… Vous aurez probablement appris par le Соmtе Bloudoff le désappointement que j'ai éprouvé lorsqu’il у а à peu près cinq à six semaines, au mоmеnt mêmе où je mе disposais à aller saluer les Dieux hospitaliers de Поречье1, je mе suis vu brusquement rappelé à Pétersbourg par de prétendues nécessités de service. Се service, il faut bien le dire, est un être de raison souvent assez peu raisonnable. Toutefois, ja’vais conservé, jusqu’à cette heure, l’espoir de retourner à Moscou dans le courant de се mois et par conséquent d’être à mêmе d’aller à Поречье, vous offrir de vive voix, Monsieur le Соmtе, mеs félicitations et mеs vœux à l’occasion de la fête du 252. Mais cet espoir mêmе m’éсhарре en се mоmеnt, et mе voilà obligé d’ajourner indéliniment l’accomplissement d’un projet qui m’avait si longtemps charmé et préoccupé. Toutes les nouvelles qui mе sont parvenues indirectement, en dernier lieu sur le séjour qu’il ne m’а été donné que de pressentir, n’ont fait qu’ajouter à mеs regrets et mе convaincre de plus en plus dans la croyance que j’ai qu’il n’y а rien au monde de plus taquin que le sort, de plus personnellement désobligeant en dépit de sa prétendue impersonnalité.

  I1 est possible, Monsieur le Соmtе, que mêmе cette lettre que je charge du soin de vous transmettre l’expression de mеs regrets et de mеs vœux ne vous trouve pas à Поречье. Vous aurez peutêtre cédé à l’attraction que Moscou exerce en се mоmеnt… Et en effet Moscou, se rapprochant de Pétersbourg à 15 heures de distance, c’est là, non seulement un fait curieux et intéressant, ma<is> cela peut-être à juste titre considéré соmmе un grand événement politique. C’est le digne couronnement et en mêmе temps le correctif nécessaire de l’œuvre de Pierre le Grand…3. Je suis loin pour mоn соmрtе de partager cette béate confiance qu’on а de nos jours dans tous les moyens purement maténels d’obtenir l’unité et de réaliser la concorde et l’harmonie dans les sociétés politiques. Tous ces moyens sont nuls là où manque le principe de l’unité morale: et souvent mêmе ils agissent à contresens de leur destination naturelle, témoin се qui se passe maintenant dans l’occident. А mesure que les distances sе rapprochent, les esprits se divisent de plus en plus. Dès que les hоmmеs sont une fois travaillés par cet esprit implacable de contention et de lutte, се n’est certainement pas service à la cause de la Paix générale, que de supprimer l’espace, pour les mettre en présence les uns des autres… C’est vouloir calmer l’irritation par le frottement…

  Nous sommes, je crois, en droit d’espérer avec toute l’humilité possible qu’il n’en sera pas ainsi de nous autres, en Russie, qui tous tant que nous sommes, n’avons qu’un seul véritable ennemi à combattre, qui est l’espace4. Nous pouvons nous flatter par conséq<uence> que grâce à la présence de се principe d’unité morale, qui certes ne nous manque pas, tout се qui tend à nous rapprocher de matériellement ne fera que cimenter la véritable unité et ajouter à la vigueur de l’ensemble. On а assez longtemps parlé du Colosse de la Russie5. On finira, j’espère, par reconnaître que c’est mieux qu’un Colosse, que c’est un Géant, et un Géant bien proportionné…

  Que de questions, Monsieur le Comte, que j’avais espéré entendre traiter et discuter par vous sous le toit hospitalier de Поречье… J’avais pensé, grêce à vous, у avoir tout naturellement droit d’asile. Mais il ne m’a servi de rien de compter avec mon aimable hôte. Le sort, moins bienveillant que lui, en а jugé différemment… Laissez-moi espérer au moins que l’hiver prochain m’offrira des dédommagements pour les mécomptes de cet été6. - Veuillez, Monsieur le Comte, agréer l’assurance de mon respect et de mon dévouement.

Т. Tutchef

Перевод

С.- Петербург. 20 августа 1851

  Милостивый государь граф Сергей Семенович,

  Мне редко доводилось браться за перо, чтобы выразить более искренние и более чистосердечные сожаления, чем те, кои я выражаю вам в настоящую минуту… Вы, вероятно, известились через графа Блудова об испытанном мною разочаровании, когда недель пять или шесть тому назад, в ту самую минуту, когда я намеревался отправиться на поклон к гостеприимным богам Поречья1, я был внезапно вызван в Петербург по якобы служебным надобностям. Эта служба, надо сознаться, - изобретение разума, подчас весьма неразумное. Однако я до сих пор сохранял надежду вернуться в Москву в этом месяце и, следовательно, иметь возможность съездить в Поречье, дабы лично принести вам, граф, мои поздравления и пожелания по случаю 25-го2. Но сейчас и эта надежда ускользает, и я вынужден отложить на неопределенный срок исполнение намерения, так давно меня пленявшего и занимавшего. Вести, стороною дошедшие до меня за последнее время об этом приюте, пребывание в котором мне было суждено лишь предвкушать, только усилили мои сожаления и укрепили меня во мнении, что на свете нет ничего более насмешливого и менее услужливого к некоторым лицам, нежели судьба, вопреки ее мнимой безликости.

  Возможно, граф, что даже это письмо, коему я препоручаю передать вам изъявление моих сожалений и пожеланий, не застанет вас в Поречье. Быть может, вы поддались нынешней притягательной силе Москвы. Действительно, то, что Москва приблизилась к Петербургу на 15 часов езды, является не только любопытным и интересным фактом, но может по справедливости считаться важным политическим событием. Это достойное завершение и в то же время необходимое исправление дела Петра Великого…3 Что до меня, я далеко не разделяю того блаженного доверия, которое питают в наши дни ко всем этим чисто материальным способам, чтобы добиться единства и осуществить согласие и единодушие в политических обществах. Все эти способы ничтожны там, где недостает духовного единства, и часто даже они действуют противно смыслу своего естественного назначения. Доказательством может служить то, что происходит сейчас на Западе. По мере того, как расстояния сокращаются, умы все более и более расходятся. И раз люди охвачены этим непримиримым духом раздора и борьбы - уничтожение пространства никоим образом не является услугой делу общего мира, ибо ставит их лицом к лицу друг с другом. Это все равно что чесать раздраженное место для того, чтобы успокоить раздражение…

  Мне сдается, что мы вправе смиренно думать, что у нас в России будет не так, что всем нам, пока мы существуем, предстоит бороться с одним действительно реальным врагом - пространством4. Следовательно, мы можем льстить себя надеждой, что по милости этого духовного единства, в котором у нас, поистине, нет недостатка, все, что способствует нашему пространственному сближению, послужит лишь к укреплению подлинного единства и к усилению мощности целого. Достаточно говорили о Русском Колоссе5. В конце концов признают, я надеюсь, что это - Великан, и Великан хорошо сложенный…

  По скольким вопросам, граф, надеялся я услышать ваше мнение и рассуждения под гостеприимным кровом Поречья… Благодаря вам я полагал вполне естественно найти там приют. Но хотя я и рассчитывал вместе с моим любезным хозяином, это мне не помогло. Судьба, менее благосклонная, нежели он, судила иначе… Позвольте мне надеяться, по крайней мере, что будущей зимой я буду вознагражден за разочарования этого лета6. - Благоволите, граф, принять уверение в моем уважении и преданности.

Ф. Тютчев



  





КОММЕНТАРИИ:

С.С. Уваров - президент Академии наук с 1818 г., входил в карамзинский литературный круг. С 1833 по 1849 г. - министр народного просвешения. С его именем связана разработка официальной идеологии николаевского времени. Во всеподданнейшем докладе, который он представил императору Николаю I к десятилетию своего пребывания на посту министра, он писал о задаче, возложенной на него императором и находившейся в тесной связи с «самою судьбою отечества»: «Посреди быстрого падения религиозных и гражданских учреждений в Европе, при повсеместном распространении разрушительных понятий, в виду печальных явлений, окружающих нас со всех сторон, надлежало укрепить отечество на твердых основаниях, на коих зиждется благоденствие, сила и жизнь народная; найти начала, составляющие отличительный характер России и ей исключительно принадлежащие; собрать в одно целое священные останки ее народности и на них укрепить якорь нашего спасения».

Русскими национальными началами Уваров провозгласил православие, самодержавие и народность. Эти начала «надлежало включить в систему общественного образования, чтобы она соединяла все выгоды нашего времени с преданиями прошедшего и надеждами будущего: чтобы народное воспитание соответствовало нашему порядку вещей и было бы не чуждо европейского духа». Назначение сформулированной им идеологии Уваров излагал четко: «Изгладить противоборство так называемого европейского образования с потребностями нашими; исцелить новейшее поколение от слепого, необдуманного пристрастия к поверхностному и иноземному, распространяя в оных душах радушное уважение к отечественному… оценить с точностью все противоположные элементы нашего гражданского образования, все исторические данные, которые стекаются в обширный состав империи, обратить сии развивающиеся элементы и пробужденные силы, по мере возможности, к одному знаменателю; наконец, искать этого знаменателя в тройственном понятии православия, самодержавия и народности». Уваровская триада была необходимым и важным компонентом правительственной системы Николая I, она давала идейное обоснование особому месту России среди европейских государств (см.: Цимбаев Н.И. «Под бременем познанья и сомненья». Идейные искания 1830-х годов. - В кн.: Русское общество 30-х годов XIX в. М., 1989).

В 1849 г. Николай I отправил Уварова в отставку, будучи недоволен робким заступничеством министра за российские университеты, которые император считал рассадником вольнодумства. Находясь в отставке, Уваров не утратил связей в сановном мире. Тютчев познакомился с Уваровым во второй половине 1840-х гг., он бывал у министра, хотя относился к его деятельности скептически.



Печатается впервые на языке оригинала по автографу - ГИМ ОПИ. Ф. 17. Оп. 1. Ед. хр. 81. Л. 184-185.

Первая публикация - в русском переводе: ЛН. М., 1935. Т. 19-21. С. 582-583.

На л. 1 помета рукой С.С. Уварова: «Rép<ondu> le 2 sept<emre> а Poretch» (отвечено 2 сентября в Поречье).



1Подмосковное имение Уварова в Можайском уезде, куда министр, играя роль проевещенного мецената, приглашал в летнее время известных профессоров Московского университета. Для хозянна Поречья и узкого круга избранных лиц, главным образом представителей высшего света, они должны были читать лекции по своей сnециальности. В Поречье часто бывали профессора М.П. Погодин, И.И. Давыдов, С.П. Шевырев, за что московские острословы прозвали их «холопами Поречья». Бывал там и профессор Т.Н. Грановский, кумир студенчества и ученых дам, лидер западников.

2Нередкая у Тютчева ошибка: на 15 августа приходился день рождения Уварова, на 25 сентября - день его именин.

3Имея в виду открытие движения по железной дороге между Петербургом и Москвой, Тютчев истолковывает это событие в духе своей историософии, в рамках которой Петр I был повинен в отрыве верхних классов, дворянства, от народной жнзни. Символом этого отрыпа был Петербург, противостояние которого с Москвой - давняя тема русской литературы и публицистики.

4Пространство России, ее бескрайняя равнина воспринимались Тютчевым как главное препятствие к ее благополучному существованию, ее материальному прогрессу и исполнению ею исторической миссии объединения и обновления христианского мира. В политических статьях Тютчева эта сторона его историософии не получила развития, но нашла отражение в поэзии и в переписке. В письме к Эрн.Ф. Тютчевой из Варшавы от 23 нюня 1843 г. он писал: «Краков тебе понравился бы. Это достойный брат Праги, но это не более как прекрасный покойник. В то же время это последний живописный ландшафт, какой видит путешественник, направляющийся к Востоку. Ибо едва выедешь за ворота этого города, как попадаешь на необъятную равнину, скифскую равнину, которая так часто поражала тебя на моей рельефной карте, где она образует огромную плоскость, а в действительности она не привлекательней, чем на карте». И добавлял: «Закутайся покрепче в свои горы, чтобы возместить для меня отвратительную равнину, в которую я погружаюсь».

5«Русский Колосс» - устойчивое определение Российской империи, своеобразный штамп официалной правительственной идеологии, широко использовавшийся в литературе и журналистике. Историк Погодии, который играл важную роль, в утверждении уваровской триады «православие, самодержавие и народность», в университетских лекциях предлагал студентам взглянуть на Россию в «настоящую мннуту» ее бытия: «Занимая такое пространство, какого не занимала ни одна монархия в свете, ни Македонская, ни Римская, ни Аравийская, ни Франкская, ни Монгольская, она заселена преимущественно племенами, которые говорят одним языком, имеют, следовательно, один образ мыслей, исповедуют одну веру и, как кольца электрической цепи, потрясаются внезапно от единого прикосновения, между тем как все предшествовашие состояли из племен разноязычных, которые не понимали, ненавидели друг друга и были соединяемы временно, механически, силою оружия или другими слабейшими связями под влиянием одного какого-нибудь могущественного гения. Даже нынешние европейские государства в малых своих размерах не могут представить такой целости и, занимая несравненно меньшее пространство, состоят из гораздо большего количества разнородных частей.

А сколько единоплеменных нам народов обитает в средней Европе даже до Рейна и Адриатического моря, народов, которые составляют с нами одно живое целое, которые соединены с нами неразрывными узами крови и языка, узами крепчайшими всех прочих географических и политических соединений, в чем соглашаются дальновиднейшие из наших противников». Далее он восклицал: «Какое же прошедшее соответствовало этому блистательному, почти бесконечному будущему! Как сложился этот колосс, стоящий на двух полушариях? Как сосредоточились, как сохраняются в одной руке все сии силы, коим ничто, кажется, противостоять не может?» (Погодин М.П. Историко-критические отрывки. М., 1846. С. 2, 4-5).

В знаменитой статье «За русскую старину» (1845) Погодин обличал своих оппонентов, главным из которых был Грановский, в непонимании органической связи европеизированной России, созданной Петром, со старой Русью: «Не странно ли встретить, даже в образованном классе, людей столько запоздалых, столько отсталых или столько ослепленных, которые, имея пред своими глазами Петрову Россию, могут смело, не запинаясь, выговаривать, что этот колосс, готовый и вооруженный, произошел из ничего, без всякого предварительного приуготовления, без Среднего века» (там же. С. 438-439).

В иностранной печати враждебные России авторы обыгрывали тему «колосса», вспоминая судьбу одного из чудес античного мира, Колосса Родосского, который был разрушен землетрясением. Николаевская Россия нередко понималась как «колосс на глиняных ногах». Тютчев склонен противопоставлять идеям государственного величия России ее величие духовно-нравственное.

6На зиму Уваров возвращался в Петербург. Эрн.Ф. Тютчева в марте 1852 г. сообщала В.Ф. Вяземской: «Что касается графа Уварова, мой муж бывает у него довольно часто» (ЛН-2. С. 250).