И. С. АКСАКОВУ

4 января 1868 г. Петербург



Петерб<ург>. Четверг. 4 января 1868

  Посылаю вам довольно куриозную вещь. Мне сообщили ее по секрету из Министерства ин<остранных> д<ел>, и по секрету я передаю ее вам, прося вас убедительно не оглашать ее ни прямо, ни косвенно, — предоставляя вам, впрочем, заключающимися в ней данными воспользоваться по усмотрению вашему. Эта записка сообщена нашим тайным агентом в Париже1, потому что, по причине крайней неудовлетворительности нашего официального представителя2, мы должны содержать еще дополнительную, более дельную дипломацию.

  Обратите вниманье на то́, что сказано в конце письма о различии воззрения французского министерства касательно Греции и славянского дела3. В этом заключается вся суть современного положения. Это новая попытка, и, вероятно, последняя, того, что уже несколько раз повторялось в истории Европы, попытка общими силами союзного Запада подавить славянские племена, и вот почему всякое заявление со стороны России о своей солидарности с славянами уже считается Западной Европою чем-то вроде вызова и заключает в себе как бы зародыш враждебной нам коалиции. — И потому еще раз и с большою, против прежнего, уверенностию повторяю, что если будущею весною не произойдет столкновения на Рейне, вследствие ли итальянских дел или по какой другой причине, то нам предстоят большие тревоги и опасности по восточному вопросу… Мы навязали их себе нашим глупейшим бестолковым миротворничаньем прошлою весною, как я тогда еще предсказывал кн. Горчакову4.

  Слишком, слишком поздно начинает приходить к самосознательности наша политика. Время упущено. — Mors Caroli — vita Conradini, mors Conradini — vita Caroli5, — вот чего мы вовремя не поняли по отношению к Западу.

  Ваши две последние статьи о предостережениях6 здесь произвели сильный эффект и, разумеется, сильно раздражили против вас предержащую власть, которая упрекает вас в недостатке всякой деликатности, почти что в неблагодарности.

  Я имел вчера, по этому случаю, довольно оживленный разговор с Похвисневым, не приведший, понятно, ни к какому заключению.

  Простите. Анну обнимаю.

Ф. Т.



  





КОММЕНТАРИИ:

Печатается по автографу — РГАЛИ. Ф. 10. Оп. 2. Ед. хр. 25. Л. 40–41 об.

Первая публикация — отрывки: Мурановский сб. С. 25; ЛН. Т. 19–21. С. 207–208; полностью: ЛН-1. С. 318–319.



1Этот документ, в котором излагался разговор неизвестного лица с французским министром иностранных дел Ф. Мустье, среди писем Тютчева к Аксакову не сохранился. Копия его, сделанная рукой Эрн. Ф. Тютчевой, находится среди ее бумаг (Собр. Пигарева).

2Подразумевается бар. А. Ф. Будберг, русский посол во Франции.

3Тютчев имеет в виду следующие строки упомянутой записки: «…г-н Мустье сказал мне, что греческий элемент не представляет никакой опасности для Турции, что можно присоединить к Греции Крит и даже Фессалию без того, чтобы существование Оттоманской империи было подвергнуто опасности; напротив, славянский элемент для нее страшен». Далее автор записки отмечает, что, стремясь сохранить в целости Оттоманскую империю, Мустье в еще большей степени заинтересован в сохранении Австрийской империи, — иначе говоря, он отказывается признать за австрийскими славянами право на самостоятельность. Знакомство Аксакова с присланным ему документом отразилось в передовых статьях газеты «Москвич» от 10 и 12 января 1868 г. (№ 9 и 11).

4О попытке Александра II выступить в роли посредника между Францией и Пруссией см.: письмо 358, примеч. 4.

5См. письмо 310, примеч. 6.

6В двух передовых статьях «Москвича» (1867. № 3 и 5, 29 и 31 дек.) Аксаков доказывал нецелесообразность системы предостережений, полемизируя со статьей «Северной почты» от 21 декабря 1867 г. (см. письмо 397, примеч. 3).